Проза

Там, за окном, средина января цветёт морозами,
А мне привиделось небо весеннее с чистыми грозами.

В детстве мне говорили, что гроза начинается тогда, когда Природа нуждается в очищении. Уверяли, что все недобрые человеческие мысли устремляются к облакам, увязая в их бесплотной материи; и чем больше зла копится в этих белёсых комочках, тем темнее они становятся. А когда небесным ладоням становится сложно держать такое количество плохих мыслей, вспыхивает гроза. Невероятная, сильная, полная таинства, с громом и молниями, безжалостно сносящая всё и всех на своём пути.

Спустя годы я уже понимаю, что это не более чем очередной вымысел взрослых, придуманный в попытке то ли развеселить ребёнка, то ли заставить его впервые задуматься о сущности доброго и злого; но гроза до сих пор остаётся для меня символом небесной и душевной чистоты, предвестницей перемен, освобождения и очищения.

И как-то едва ли не фатально, с абсолютно невозможной символичностью, в мой первый учебный день в новом городе небо разрывается на части.

В пустом классе кто-то забыл закрыть окно, занавески треплет пронзительный завывающий ветер, по подоконнику крупным горохом барабанят тяжёлые бусины дождя. Отчётливо пахнет свежестью, озоном и мокрым асфальтом. Зябко. Всё это приводит меня в состояние какой-то отрешённости. И зачем мы уезжали?

Бессмысленно, но всего месяц назад я тоскливо рассматривала испещрённое морозными рисунками стекло и представляла, что скоро будет весна, будут первые майские грозы и белоснежные облака в зеркально чистых лужах... Подумать только, что всё так изменилось. Мы опять переехали. Неужели отец думает, что сможет долго прятаться от Жрицы?

Дождь за окном становится гуще, и вскоре по стеклу весело стучит град из мелких дождевых капель.

Прошло пятнадцать минут, где же этот репетитор английского?

Директор предупреждал, что она может опоздать, но чтобы настолько?

Интересно, какая она? Светловолосая одноклассница говорила, что эта учительница только устроилась в их школу и её ещё никто не видел. Странно, не видели, а слухи уже ходят…

Ветер из окна становится ещё пронзительнее, острые капли почти ранят.

Я внезапно понимаю, что промёрзла до костей и одежда насквозь мокрая. Опять отец ругаться будет. А там и до воспаления лёгких недалеко.

Пытаюсь отыскать задвижку, чтобы прекратить этот обезумевший дождь, а её нигде нет. Хулиганы какие-то выдрали?

Дверь класса тихо поскрипывает. В голове пролетает: «До чего же ветер расшалился... Наверное, достаточно мёрзнуть. Она не придёт, стоит сказать директору и отправляться домой…»
Поворачиваюсь и утыкаюсь взглядом в холодные карие глаза. Пришла...

Жрица богини Ойи испытывающе сверлит меня взглядом, будто проверяет — та ли я, кто ей нужен. Доубегалась. Достаточно. Сегодня я в тупике.

Парадоксально, насколько не могут быть холодными карие глаза и сколько арктической изморози в её взгляде. Будто кусок льда в затылок всверливает.

За спиной по-грозному взвывает унявшийся было ветер. Чёрные волосы Жрицы змеями взвиваются вверх.

Моё сердце бешено колотится, как в детстве, когда сидишь перед окном и с опаской ожидаешь новой вспышки молнии.

— Здравствуй, Непризнанная... — тихий шёпот змеиным сычанием срывается с губ темнокожей Жрицы.

Я с лёгким испугом шумно вдыхаю и неожиданно осознаю, что все эти мучительные наэлектризованные секунды не дышала. Разве я настолько боюсь?

— Здравствуйте… — выдыхаю. Меня в детстве наставляли, что не здороваться со взрослыми — неприлично.

— Неужели ты, глупая, правда верила в то, что сможешь скрыться от всевидящего ока Ойи и её Жриц? — Жрица выцеживает слова по капле, будто изысканный яд. — Непризнанная разве не знает, что сила Богини в каждом глотке воздуха и что везде, где есть дыхание, простирается её власть? Я не приходила вовсе не потому, что Непризнанная и Зачавший Её удачно прятались во всех этих крошечных городках, нет, я не являлась, потому что время ещё не наступило. Но теперь... Теперь пора.

В этих словах, прозвучавших с лёгким удовлетворением, таилась угроза.

Я отрицательно пошатала головой, смутно подозревая неладное.

— Увы, что суждено, того не миновать. Я тоже в своё время проходила этот обряд, хотя не буду отрицать, что моё сердце и тогда было полно любви к Ойе. Но Богиня выбрала именно тебя, и ты должна принять это за великую милость, которую даруют раз в столетие.

— Да пусть заберёт эту милость себе обратно! — я начинала злиться. — Я её никогда не выпрашивала и просить не буду! Пусть ею подавится!

Словно в ответ моим словам где-то далеко заскрежетал гром.

— Зря ты так, девочка. Всё равно предначертанного не сотрёшь, карт из колоды не выбросишь... Ты пройдёшь ритуал, — женщина встряхнула запястьями.

Ледяные воздушные потоки змейками охватили мои предплечья, сжали, будто узел затянули. И побежали-побежали, опутываясь вокруг моего тела. Оставалось только с ненавистью глядеть на эту вечномолодую темнокожую Жрицу, которая сосредоточенно делала свою работу. Неужели и я буду такой? Отбирать чужие жизни в услужение эгоистичной Богине?

Почему, ну вот почему этот мир был сотворён проклятыми Высшими силами, а не возник сам вместе с этой проклятой эволюцией и тошнотворной теорией Дарвина?!

Как бы хотелось стереть эту до приторности ласковую улыбку с губ Жрицы! Вместе с кожей содрать! Я… Я, правда, верила, что смогу избежать этого! И так смешно... и так глупо...

От отчаяния мысли путались, с губ то и дело нервный смех срывался.

«Новая Жрица! Хах!»

Меня трясло.

Почему-то казалось, что я или проснусь, или Жрица сейчас, нахмурив брови, разочарованно выдохнет и прошипит: «Ты нам не подходишь, девочка».

Только вот ничего из этого не происходило!

И всё совсем нереально. Ирреально. Так абсолютно реально.

А от осознания последнего становится по-настоящему страшно, и мурашки бегут по коже сильнее, чем от холода.

А Жрица всё шепчет, чертит в воздухе символы да свой колдовской танец отплясывает, даже тошно становится. Хочется завизжать, только голоса уже нет.


Пляска достигает своего кульминационного момента, Жрица вскидывает ладони, и порывом ветра стекло в окне разлетается на мелкие кусочки. Холодный, вытягивающий душу взгляд всматривается прямо в мои зрачки. Вспышка.

Мощнейший электрический разряд пронзает в самое сердце, выбивая воздух из лёгких, кажется, вообще лишая способности дышать!

Мне даже не больно. Почти. По крайней мере, я стараюсь убедить себя в этом тогда, когда моё тело медленно, по кусочкам, отмирает. Умирает и вместе с этим получает новую жизнь — жизнь Жрицы.
В сознание вторгается что-то инородное, будто обрываются все связи, все нити, существовавшие между мной и реальным миром ранее, и вместо них прокладываются новые. Вшиваются намертво. Насильно.

Кружатся перед глазами разноцветные вихри, капает на сердце змеиный яд, смерть целует в губы, дождь швыряет в лицо горсть капель, одуряюще пахнет жимолость, и рождается целый мир.

Облака тумана отрывают меня от действительности, ветра принимают меня в свои объятия, и где-то на грани слышимости звучит полузмеиный шёпот: «Ты справилась, девочка. Ряды Жриц получат новую Признанную, а мне пора уходить…».

Только я уже не слышу. Для настоящего мира я сегодня умерла. Отныне мой мир — мир духовный, где я — Жрица Богини Ойи.

«Моя Богиня, я твоя новая Жрица. Северными мистралями, южными пассатами, морским бризом, чистотой грозы и яростью бури клянусь тебе в верности и преданности.

Отныне и навеки моя душа принадлежит тебе, Древняя Мать».