Проза

МАШЕНЬКИНЫ ВЕРШИНЫ

(минироманчик с прологом и эпилогом)

Женщины всегда любят дурных людей. Э. Гонкур

ПРОЛОГ

В довольно безлюдном уголке Памира на крутом серпантине, изгибающемся в дугу над самой пропастью, стоит крест, сваренный из стального уголка. На нём болтается проволочный обруч с поблекшими обрывками-лоскутками. Видимо это всё что осталось от поминального венка под свирепыми горными ветрами. И всё что осталось от человека, чью память должен был увековечить венок. И память, и цветы, даже искусственные – вещь недолговечная. Редкие проезжающие – будь то смуглые угрюмые местные киргизы, или шумные альпинистские компании, равнодушно минуют этот скорбный символ оборвавшейся человеческой судьбы – сколько их стоит на дорогах и в горах и на равнине. Банальностью покажутся слова о том, что за каждым из них судьба, оборвавшаяся в одночасье, неоконченная повесть о жизни, вернее конченная жестоко и неожиданно.  Sic transit gloria mundi – как гласит римская пословица.

Глава 1. ДЕРЕВЯННЫЙ АВТОМОБИЛЬ КАК СРЕДСТВО

 Андрей Балбошин с детства был пацаном, уверенным в себе. Когда родители впервые отвели его в детский сад и мальчишки стали его дразнить, он схватил деревянный автомобиль и стал охаживать обидчиков. Те сразу же отступили, и Андрей скоро стал лидером в группе. Этот случай, на первый взгляд незначительный, сыграл огромную роль в жизни мальчишки, а потом мужчины. Иди напролом, пусть тебя бояться соперники и тобой восхищаются женщины. Кстати, драться кулаками вовсе не  обязательно – можно и словом резануть так, что мало не покажется. Главное чтоб чувствовали твоё превосходство, и неважно даже, есть ли оно в действительности…

Школа, институт и альпсекция закалили и укрепили  Андрея и морально и физически – он рано стал мастером спорта и по специальности почти не работал. Горы стали его работой, его домом, он стал инструктором, писал в спортивных журналах, его фотовыставки горных пейзажей имели успех – он даже получил несколько иностранных дипломов. В мире альпинистов он был фигурой известной, а когда грянула перестройка, Балбошин уже водил иностранные группы на Памир и Тянь-Шань, а наших альпинистов по заграничным горам. Женщины играли в его жизни важную роль – благо в горных пансионатах их хватало, и они исправно клевали на его серые, презрительно сощуренные глаза, на улыбку уверенного в себе мужчины. Этому не мешало наличие красавицы жены Тамары, последнее даже льстило некоторым дамочкам: при такой жене и без ума от меня, насчёт «без ума» они сильно преувеличивали - Андрей никогда не терял головы. Он жил уверенно, принимая как должное подарки судьбы, ни минуты не сомневаясь в том, что всё это заслужено им, талантливым, волевым и мужественным.

Глава 2. РЕШИТЕЛЬНАЯ ДЕВУШКА

Маша Пенкина считала, что она родилась мальчишкой. Маленькая, с ладной фигуркой, она лазила по деревьям, гоняла на велосипеде и даже стреляла из рогатки. Родители её развелись рано – Маша выросла с отчимом. Нет, папа не забывал её, между бесконечными жёнами и любовницами находил время для дочки: интересовался учёбой, всячески поощрял занятия живописью, и даже устроил Машу в престижную художественную школу через одну из своих дам сердца. Но когда Маше пришла пора получать паспорт, случилось несчастье – Борис Пенкин утонул в небольшой речушке во время пикника. Он и выпил-то совсем немного, скорее всего, отказало любвеобильное сердце. По иронии судьбы его и схоронили на берегу этой речушки на скромном кладбище подмосковного райцентра.

Так Маша стала состоятельной наследницей, невестой с приданным. Через год она легко поступила на художественный факультет и как-то неожиданно для себя лишилась девственности: ей показалось, что она влюбилась в человека на десять лет старше – как часто в юности мы принимаем за любовь такую естественную в этом возрасте игру гормонов. Маша была решительная девушка, а может, сыграли свою роль отцовские гены, и она пошла навстречу ухаживаниям до конца.

Коля Николаев появился в её жизни под конец института – рослый, с бородой, тоже постарше неё, талантливый скульптор и реставратор – он произвёл на неё сильное впечатление. Был он разведён и странно сочетал в себе богемность и религиозность – пел в церковном хоре, реставрировал храмы и в то же время вёл рассеянный образ жизни художника. И Маше снова показалось, что она влюбилась, правда на этот раз дело кончилось не банальной связью, а браком, венчались в церкви. Ради этого Маша даже крестилась. Правда, мама возражала против этого брака, машина мама возражала вообще против многих машинных желаний, но наследница Бориса Пенкина настояла на своём. Они стали жить в отцовской квартире, жить на широкую ногу, попросту проедая наследство. Николай стал больше времени уделять делам церковным и работе «для искусства», не особо беспокоясь о хлебе насущном. Зато брюхатил Машу исправно – ведь контрацепция дело безбожное. Феденька и Тимоша родились с интервалом в два года. Мальчишки подросли, пошли в садик, и Маша устроилась художником в одну из рекламных фирм, что как грибы стали вырастать на почве неразвитого капитализма. Надо было кормить семью – наследство растаяло, как дым, а Коля считал, что работает на потомков, нет, не на свих пацанов, а на некое гипотетическое завтра.

Однажды Маша заглянула Дом художника на Крымском валу – там открылась выставка книжной графики. Уже все оглядев и спускаясь с третьего этажа, она наткнулась на рекламу фотовыставки некоего Андрея Балбошина «Лучше гор могут быть только горы». Вид розового рассветного Казбека приворожил Машу – ей казалось, что свежий горный воздух струёй вливается в лёгкие, и хочется бежать, нет – лететь куда-то, навстречу чему-то неясному, но очень манящему. Щёки порозовели и даже немного закружилась голова.

Придя домой, Маша заявила Коле, что неплохо бы поехать летом в горный пансионат. С чего бы это, изумлённо ответил муж. Хочу пописать горные этюды, вот на выставке была – захотелось. Дурью мучаешься, мир художника у него в голове, - бросил муж, привыкший за годы супружества исподволь подавлять Машу своим авторитетом. Но на этот раз коса нашла на камень – жена фыркнула недовольно и замкнулась. На следующий же день пошла в свой бывший институт и устроилась в альпсекцию. Отношения с Колей дали трещину, особенно после того как Маша забеременела в третий раз. Неожиданно жёстко и резко заявила мужу, что она не свиноматка и, впавши в грех, сделала аборт. Организм оправился быстро и Маша с упоением ездила на тренировки лазала по стенкам наравне со студентками и студентами. И выглядела она под стать им – маленькая, крепкая, с непослушной копной каштановых волос. Парни заглядывались на неё и это было приятно – чувствовать себя привлекательной и желанной. Но у неё была сейчас одна любовь – горы, и Маша неслась навстречу этой любви. Ах, кабы знать, что ждёт в горах, но неисповедимы пути господа Бога, в которого Маша истово верила. Как верила и в то, что горы и есть её счастье….

Глава 3. ЧТО МОЖЕТ БЫТЬ ЛУЧШЕ ГОР

Альплагерь встретил солнышком и мягким теплом – группу повели знакомить с инструктором. Андрей, - представился он. Маша обмерла она тут же вспомнила и розовый Казбек, и портрет автора фотографий. И ей сразу стало ясно, что вот оно – её горное счастье. Она плохо помнила, как представлялась инструктору, почти теряя сознание под взглядом насмешливых серых глаз. Он тоже заметил её – и каштановую копну, и зелёнокарие кошачьи глаза, и крепкие ножки, и небольшую почти девичью грудь, и бёдра рожавшей женщины…  Намётанным глазом охотника он увидел, что это его добыча – попалась птичка.

Дальше всё как в дыму, в тумане – Маша и не помнила, как оказалась в его постели. Её душа и тело парили в такой эйфории, огонь страсти был настолько жарок, что в нём вмиг растаяли и стыдливость и воспитание. С ним она становилась податливой и развратной, видит Бог, она и не осознавала этого – она была инструментом наслаждения в опытных руках маэстро, извлекавшего из натянутых струн её души и напряжённого жаждавшего ласки тела все, что ему хотелось. Лёгкий привкус грубости, всегда присутствовавший в их безумных ночах, как кайенский перец, делал наслаждение ещё острее.

Маша и оглянуться не успела, как оказалась на автобусной остановке – прощание на людях было по горькому корректным, а хотелось поцелуев и всего всего….

Дома Николай не задавал ей никаких вопросов, да и к чему – жена просто лучилась счастьем и он понимал, что к нему это не имеет никакого отношения. А когда он в очередной раз приступил к ней с педагогическими сентенциями по какому-то незначительному поводу, она вспылила, наговорила ему кучу неприятного и подала на развод.  И выгнала из квартиры, благо у мужа было собственное жильё. Господи, она свободна и скоро, очень скоро появится Андрюша! Она слала ему нежные СМСки. Обрывала мобильник. Но любовь не только ослепляет человека, но и делает его глухим. Видно, природа или Бог устроили так, что вся энергия уходит в это всепожирающее чувство в ущерб другим. Маша не почувствовала в ответах, письменных и устных, волнения, подобного её собственному – напротив, Андрей был полон юмора и какой-то странной доброжелательности.

А Андрей не то что бы испугался, но уж удивился не на шутку. Как неглупый взрослый человек - в этот год он отметил полтинник - Андрей почувствовал накал страстей, бушующих в этой маленькой женщине. Это льстило – она была чуть ли не на двадцать лет моложе - но сулило непредсказуемые последствия, а их-то Балбошин и не любил больше всего. Уже вернувшись и узнав, что она разводится, Андрей забеспокоился в высшей степени.  И напрасно – Маша вовсе не планировала отбить его у Тамары, ей просто был нужен он, он весь и всё тут. А вот этого Андрей не принимал – он принадлежал только себе и больше никому. Они встречались торопливыми урывками, мгновенья счастья были так коротки и всё же потрясали машины чувства надолго. Андрей не скрывал даже от неё свои интрижки, он смотрел на эти вещи просто. Маша, конечно, была женщина современная, далеко не тургеневская барышня. Но весь фокус заключается в том, что вся эта современность хороша, когда речь идёт об интрижках, о курортных романах, об увлечениях типа «Ты меня любишь, милый? Да, я обязательно перезвоню тебе, дорогая!» А вот когда задета сердцевина, когда увлечение переходит во влечение, причём непреодолимое, до потери сознания, тогда вся современность слетает как шелуха и обнажается ранимое, ничем не защищённое сердце, не способное держать удары судьбы, терпеть обиды и пренебрежение.

А встречи были редкими – пару раз выезды в Швейцарские Альпы, поездка в Киев и короткие свидания в Москве – Балбошин был вечно занят, а может, просто изображал это. А Маша страдала, срывала своё настроение на сыновьях, пыталась уйти в работу, всерьёз заняться живописью, но это не очень-то помогало. От отчаянья она завела роман с бизнесменом-ровесником. Он осыпал её дорогими подарками и безумно ревновал, причём без повода – о Балбошине он и не догадывался. Его бесили бесконечные СМСки от альпинистов, художников, заказчиков рекламы – везде ему чудились блуд и измена. Уже от него Маша уехала с Балбошиным и группой в Альпы, объяснив ревнивцу, что это запланированная поездка на международную встречу. Возвращение вышло для Маши грустным. Они ехали из Шереметьева на такси с Андреем и ещё одной женщиной – Андрей жил ближе всех, где-то на Соколе он остановил машину, с улыбкой попрощался и вышел, даже не предложив дамам денег на такси. На следующий день ревнивец устроил-таки Маше скандал и даже ударил её, правда потом валялся в ногах, просил прощения и снова после этого осыпал её подарками. Маша металась по жизни как тигрица по клетке, она стала язвительной, резкой, могла послать по-матерному.

Глава 4. ПОРТРЕТ У ОКНА

К тому времени она работала в альпинистском журнале – там была возможность лишний раз встретиться с Андреем. Однажды в журнал зашёл художник – Илья Борисович Ратнер. Он принёс рисунки. В журнале Маша работала журналисткой а не художницей, но художника не было в тот день и Ратнером пришлось заняться Маше.  Досидели до обеда и пошли вместе в суши-бар, что находился рядом. Илья Борисович был вдвое старше Маши, но за столом они так мило разговорились, и показался Ратнер ей человеком, которому можно довериться. Где–то уже к концу обеда Маша подняла на него свои кошачьи глаза и неожиданно спросила: Скажите, а  нужна ли вообще любовь? Кому она нужна? Илья Борисович прямо опешил и принялся успокаивать Машу, заметив слезинки в уголках её глаз. Он начал подбирать слова, желая не столько ответить на вопрос молодой красивой женщины, а по его понятиям – девчонки, а просто успокоить. Не так легко найти слова, когда говоришь с малознакомым человеком. Прошло минут пять, как Ратнер начал свою сбивчивую тираду, когда в бар зашёл высокий мужчина. Маша увидела его и сразу поднялась, улыбаясь навстречу. Мужчина небрежно кивнул Ратнеру и, приобняв Машу, вышел с нею из бара. Мужик Ратнеру сразу не понравился, особенно выражение глаз и то, как по хозяйски он взял женщину за талию. А Маша – наоборот, понравилась очень. Он даже успел снять её на цифровую камеру пока обедали. Дома он просмотрел снимки – девчонка выглядела восхитительно - и тут же отослал фото оригиналу по электронной почте, за что получил спасибо в ответ. Он как-то частенько возвращался к мысли о Маше, и однажды позвонил ей на мобильный – она подошла не сразу и как-то сбивчиво сказала, что она сейчас не в Москве и будет на следующей неделе. Дней через десять он позвонил снова и пригласил на выставку Ренуара. Она с радостью согласилась. Снимая с неё в гардеробе пальто  Илья Борисович ощутил едва уловимый, но очень приятный и манящий запах. Спятил, старый придурок, подумал он про себя, но запах возбуждал и щекотал нервы. Они походили по выставке, потом попили кофейку в буфете, и она подвезла его на машине до метро. Маша поначалу не придала встрече значения – Ратнер не ей, а Андрею годился в отцы. А сам он понял, что попался. Нет, она не расставляла ему сети, но истинная Женщина, полная ароматов сладкого греха, подманивает мужчину самим фактом своего существования. И началась у него эта история последней любви, любви, безнадёжной, горькой и сладкой одновременно. Ратнер вскоре уже был в курсе всех машинных обстоятельств, понемногу он узнал и о Коле и об Андрее  и о ревнивом покровителе – бизнесмене. Ревновал ли он? И да, и нет! Но Балбошина возненавидел. Это не было тривиальной завистью к счастливому сопернику. Тем более, что соперник вовсе и не был счастлив – он употреблял окружающий мир, и Маша была частичкой этого мира. А для Ратнера на ней свет клином сошёлся. Мечта о близости стала для него навязчивой идеей. И свершилось – летней короткой ночью мечта стала реальностью. Илья Борисович думал, что у него выскочит сердце, когда на рассвете, взяв такси, ехал в свою квартиру. Проспав несколько часов он сел за мольберт и к вечеру на полотне появилась обнажённая женская фигура освещённая солнцем – это была Маша, стоящая у кружевной занавески через которую лился солнечный свет. Он не сразу показал её Маше, а только через месяц, наедине, когда пришёл к ней поздравить с днём рождения – компания собиралась за день до этого. Когда он развернул картину, Маша залилась краской. Илья, ты думаешь, о чём нибудь? Как я повешу её? Я думаю, думаю, Машончик, думаю только о тебе, а картину можешь выбросить или сжечь.

Ратнер старался ввести её в круг художников – Машины картины уже демонстрировались на небольших выставках. Ей помогли и даже устроили небольшую персональную выставку в одном из престижных киноцетров.

Дальше события замелькали как в калейдоскопе. Осенью Маша тяжело заболела, её оперировали, но всё обошлось – Ратнер навещал её, стараясь не пересекаться с покровителем.

Глава 5. БОЛЬ И СЧАСТЬЕ

Андрей позвонил только раз. Вот теперь он испугался, нет - не того что Маша в принципе могла остаться инвалидом – он испугался отчаянности её любви, отчаянности, казалось, граничившей с безумием иногда. За пару дней до выписки (в уикенд) она, отпросившись у докторов, в выходном наряде, бледная, шатающаяся от усталости приехала на альпинистскую тусовку. Своим друзьям и знакомым она объяснила, что ей надо, наконец, развеяться, набраться позитива. Но этот позитив нужен был ей как щуке зонтик, ей нужен был он, и никто другой. И она увидела его, прогуливающегося с очередной пассией. Он заметил Машеньку и быстро исчез. Маша рассеянно пробродила   по выставке лишний час. Потом, вдребезги уставшая, еле доехала до дома, и весь следующий день провалялась в постели. А  через день опять приехала потусоваться с друзьями, но, конечно, чтобы еще раз увидеть его. Она пила с ним и его компанией, что было категорически запрещено. И всё закончилось постелью и счастьем, смешанным с жуткой болью. Домой она попала под утро, и весь день провалялась в постели со льдом на животе, лихорадочно звоня знакомым врачам: а вдруг там что-то не так? К вечеру боль усилилась. Приняв сильное болеутоляющее, уснула с одной мыслью: только бы наступило завтра, чтобы ей срочно вернуться в клинику к доктору, на осмотр. Завтра, слава Богу, наступило она вернулась в больницу, всё как то обошлось и через несколько дней её вообще выписали домой.

А Андрей даже не позвонил ей. Более того, он  поделился с одним общим их приятелем подозрением в искренности её чувств, хотя вроде никакими корыстными побуждениями объяснить это было нельзя и потому беспокоило Андрея, очень ценившего определённость и моральный комфорт.

Глава 6. ПРЕКРАСНЫ В АЛЬПАХ ЭДЕЛЬВЕЙСЫ

Уже выйдя из больницы, Маша получила письмо от одноклассника, с которым случайно встретилась в Вене, когда ездила в Альпы. Он и его жена приглашали её погостить, а может и подобрать работу по одной из своих специальностей – инструктор альпинизма или жудожник-оформитель. Ну что тебе сказать, Машуня, заметил Ратнер, услышав от нее, что она хочет принять приглашение. Поезжай, а если тебе будет там хорошо, то я буду только рад за тебя. И Маша улетела на два месяца, потом вернулась и улетела уже с подросшими мальчишками. А через год вышла замуж за владельца альпийского отеля «Эдельвейс», куда поначалу устроилась работать.

А в далёкой Москве Андрей говорил друзьям – вот ведь, и какая там любовь, я всегда подозревал, что девочка с подвохом, - и ему становилась легче, как становиться легче жулику, пустившему следствие по ложному следу.

Ратнер писал Маше длинные письма, присылал фотографии своих картин, и Маша даже показывала их супругу – вот как рисует мой учитель. Портрет у окна, написанный Ратнером, она привезла с собой и выдала своему новому мужу, не очень разбиравшемуся в живописи, за автопортрет.

Глава 7.  СЕРПАНТИН И КАЛИНОВЫЙ КУСТ

А через год после машиной свадьбы Андрей Балбошин, не справившись с управлением, слетел с памирской горной дороги в пропасть. Маша узнала об этом через месяц – кто–то из альпинистов сообщил ей. Она ушла к себе в спальню и не выходила до вечера. А утром, вставши с постели, почувствовала какое-то странное облегчение и, чмокнув мужа в щёчку потащила его к завтраку. А ещё через пару лет Маше сообщили, что Илья Борисович Ратнер умер, поехав с молодёжью на этюды в Хибины. Его нашли около калинового куста и вечная ратнеровская сигарета ещё тлела около мольберта.

Она и тут ушла в спальню и долго смотрела на свой портрет у окна. Женским чутьём чувствовала Маша, что ушёл человек, понимавший её, как никто другой. Про его любовь она старалась не вспоминать, но слёзы всё-таки брызнули из её глаз.

И стало ясно, что ещё один, может быть последний страховочный конец, державший альпинистку Мари Вупперфельд (урождённую Машу Пенкину) в связке с далёкой Москвой – лопнул. А может быть не конец, а якоря, тянувшие её назад, отпустили, и жизнь начиналась с чистого листа? Сорокалетняя женщина, в расцвете зрелой бальзаковской красоты, обожаемая заботливым мужем - что ещё нужно для жизни? Нет, горы положительно улыбались ей, и она улыбалась горам.

ЭПИЛОГ

Недалеко от Вупперхаля в красивейшем уголке австрийских Альп, там, где шоссе поднимается к перевалу, есть площадка, с которой открывается чудесный вид на зелёную долину. На этой площадке в середине тридцатых годов частенько можно было видеть голубой автомобиль и даму с мольбертом. Фрау Вупперфельд, вдова и владелица отеля « Эдельвейс» и ряда туристских точек в округе по прежнему в хорошей форме – она ходит в горы, её картины часто выставляются на выставках, даже в Вене. Она как и раньше обожает быструю езду – голубой Феррари тому подтверждение. Местных жителей порой смущает лихость хозяйки «Эдельвейса», но они привыкли к этой сумасшедшей русской. Сыновья разъехались, но иногда навещают маму. Она часто наведывается на эту площадку и пишет горы.  Но если бы кто-нибудь из проезжающих по шоссе заглянул бы на её мольберт, то был бы немало удивлён. На полотне он бы увидел не идиллический пейзаж горной Австрии, а серые обрывистые скалы и каменистый серпантин над мрачной пропастью. А у самой скалы рядом со странным железным крестом жмётся куст с кроваво-красными ягодами. Что это? Кизил, калина? Об этом знает только Маша. Но этот вид она никогда не выставляет на вернисажах.