Проза

Море шумит за окном, разбивая соленые валы о камни. Оно каждое утро будит Киру на работу, и каждую ночь убаюкивает ее, обещая чудесные и цветные сны. И в этих снах Кира конечно же видит отца. Перед сном она часто и подолгу смотрит на выцветшее фото в рамке, с которого улыбаются ей отец и мама.

Кире двадцать семь лет, и почти двадцать из них она сирота. Нет, у нее есть мать, но  Кира предпочитает думать, что она умерла. Говорят, что Петра Гетц вышла в Берлине за преуспевающего финансиста и теперь блистает в светских салонах, но Кире проще думать, что ее мамы больше нет, а та, она чужая, ненастоящая.

Она работает официанткой в дешевом кафе на набережной Ростока и снимает маленькую комнатушку на верхнем этаже того же здания. Удивительно то, что хотя за прошедшие десять лет набережную и застроили магазинами и дорогими ресторанами, в которых креветка стоит больше кириной зарплаты, кафе "У Фридриха" все еще работает, несмотря на то, что хозяину уже много раз предлагали продать дом за немаленькие деньги. Герр Фридрих неизменно отказывался, усмехаясь в пышные седые усы.

Кира спускается вниз и надевает чистый белый передник, который Марта подарила ей к Рождеству. Сама фрау Марта, полная улыбчивая женщина, стоит за стойкой. протирая пузатые пивные кружки. Сегодня пятница, рождественский вечер, а значит, клиентов будет много. Сюда не захаживают состоятельные туристы, они выбирают заведения пореспектабельнее, но вечером все столики будут заняты рыбаками и портовыми рабочими, не очень опрятными и пропахшими рыбой и керосином, но веселыми мужчинами. Они давно знают и любят девушку, а некоторые еще помнят ее отца - Мартина Гетца.

Мастер Мартин, Счастливчик Мартин, так его называли. Высокий, широкоплечий, похожий на настоящего викинга. Он так верил в свою удачу, называл свою лодку "Виктория" и водил ее только под парусом, белым, как чаячьи крылья. Мартин презирал катера и моторы и всегда говорил, что море не терпит грязи, и оттого ходить в нем можно только по ветру. Как он гордился своей красавицей-женой и очаровательной дочкой... И все рыбаки в порту ему по-доброму завидовали.

Вот только однажды июльской ночью удача изменила Мартину. И из разразившегося шторма "Виктория" в порт уже не вернулась. Кто теперь знает, что с ним случилось. Может погиб в том самом море, которое так любил, а может и живет теперь где-нибудь  далеко... Но скорее погиб, иначе нашел бы способ вернуться домой, обязательно бы возвратился.

Герр Фридрих манит Киру рукой, приглашая ее в кабинет. Да не то чтобы в кабинет, маленькую каморку за стойкой. На взгляд Киры она похоже больше на музей или лавку старьевщика. Фридрих протягивает ей маленькую коробочку.

- С Рождеством тебя, девочка. Я даже не знаю, что сказать... Эту вещь мне подарил твой отец, когда ты еще даже не родилась.

Кир открывает шкатулку - в ней маленькая "Виктория", совсем настоящая, только размером не больше ладони.

- Спасибо, дядюшка. - На глаза наворачиваются слезы.

- Ну, не плачи, деточка, не плачь. В Рождество ведь каждый немного волшебник, а волшебницам плакать не к лицу. Иди домой, сегодня вспомню молодость, поработаю сам.

Кира улыбается старику сквозь слезы. Она не знает, что делать с подарком - то ли поставить на полочку рядом с фото, то ли... Да и не может корабль, хоть и маленький, стоять в порту. По крайней мере, так всегда говорил отец.

Девушка долго смотрит из окна своей комнаты на море. Зимние волны крошатся о борта стоящих в порту кораблей. И маленькая "Виктория" тоже хочет испробовать на себе штормовые валы. Только куда же уйдешь без паруса... И Кира решается - из праздничного передника выкраивает и сшивает чудесные, белые как чаячьи крылья, паруса.

Маленький кораблик устремляется по волнам куда-то за рейд. Часы на башне собора бьют полночь, и время загадывать желание, но Кире не до того - "Виктория" держит курс в открытое море, словно бы ей снова правит Счастливчик Мартин, лучший рыбак во всем Ростоке.

...

Как и много лет до этого, море будит Киру еще до рассвета, но в этот раз не на работу. Оно зовет, приказывает, требует - выгляни в окно, вдохни соленый ветер, ну выгляни  же, ну! И она спросонья бросает взгляд наружу. Но так и замирает, не в силах ни говорить, ни пошевелиться. Ведь в зимнем туманном мареве на горизонте светлеет знакомый до боли парус. Белый, как чаячьи крылья.