Шуршу страницей. Расплетаю знаки
троичным кодом в мудрые слова.
На нитях фраз окалины и накипь,
но каждая по- своему жива.
И каждая из мыслей на бумаге
нелепа/многомерна/веселит…
Воткните мир в осипший мозг бродяги-
он будет там- же. У могильных плит.
Сидеть и ждать, когда взорвется светом
очередная скорбная карета.
Ему плевать на правила игры-
Игра сдана. И миром просто правят.
И даже бог тут не имеет права
Сиять и сеять. До своей поры.
В таких краях любителю симметрий
Нормально. Среди улицы. До ветру.

Но только если он сквозь время зрит.

в талмуде бытия не так уж много
отписано живущим у двери.
Чем искреннее люди верят в бога-
Тем больше в людях дьявола внутри,
чем искренней раскачка чаши с верой
в понятный и вполне логичный низ-
тем чаще, натыкаясь на химеру,
боишься больше за её не-жизнь,
чем за свое кармическое соло,
за поиск мультисмысленного Слова,
благодаря которому Земля
накроется вполне земным Исусом
и будет суд. И будут плакать музы
над нами, не желавшими стоять
и фанатеть от перспектив победы.
Мы побеждали. пятницы и среды.

…и разлетались по своим делам.

А циферблаты всё мотали знаки,
творили под прозрачностью стекла
шуршание страниц и лай собаки
на нервный, незнакомый плеск весла.
Не друг, не гость – доступен и понятен,
порывист- но рациональный трус
и с ним вскрывать архивы темных пятен
не стоит, не по духу лишний груз.
но есть одно. И это просто греет:
он так же закодирован идеей.
А отберите у бродяги мир-
он не проснется на второе утро.
в подаренном размазано и мутно,
куда понятней и родней ампир
контейнера для бытового хлама
в задворках Святотроицкого храма…

Идея выбирает, кем вертеть.

Очередная ночь с тобой,
мое неласковое море.
Терзает ракушки прибой,
толчет в жемчужную муку.
А ветер, вечный анархист,
сдувает пенные узоры,
давая шанс на чистый лист
волне и влажному песку.

Как люди…нервны и глухи,
неистовы до совершенства.
Периферия трех стихий
едва заметна, но четка.
Поверх барханов женихов
скользит взбешенная невеста,
встречает насмерть своего
и тонет в чуткости песка.

…и только ветер спину гнет
о берег. Пенный и пустынный.
Выветривается в полет,
шипит на штиль, толкает в путь
по обезвоженной равнине
чтоб дальше жить.
Хоть как- нибудь.
Хоть содроганьем лепестка,
хоть парашютом из пакета -
пусть. Лишь бы сдвинуть облака
в разряд молниеносных туч,
чтоб водно-ветреная смесь
обволокла крупицы света
и вышел дождь. И вышел весь,
и разложил палитрой луч.

…и пусть трясутся берега
реки наполненной. Пусть помнят
разливы, лужи и луга-
кто им отчаянно дает
возможность собирать, расти
и жить под Солнцем. Вплоть до корма,
до зёрен, ждущих от горсти
полет. Попытку на полет.

Штормит. И тучи. И песок.
И ветер, гнущий спину ветер,
шевелит каждый лепесток
и листъ
я вижу в облаках
зверей, строения и путь
к началу разложенья света…
и ничего не развернуть.
Иначе просто будет прах…