Проза

 Город был пропитан влагой. Дождь не шел, он висел в воздухе, словно очень густой, плотный и даже где-то вязкий туман. Город утратил свою привлекательность, краски пожухли и потемнели. Наступило царство черного и серого цветов, со всевозможными оттенками и полутонами.  

 И мое настроение соответствовало антуражу. На душе такая же промозглость, такая же слякоть. А все потому, что ехал я на последнее свидание.

Сколько их было в моей беспечной, бурной, студенческой молодости. Сейчас уже всех и не вспомнить. Время стерло не только имена и лица, но местами свои же слова и поступки. Легко я тогда знакомства заводил, и так же легко и безболезненно, для себя, конечно, я сжигал мосты. Расставался, впрочем, я как-то романтично, с легким налетом пафоса и высокомерия.  Оправданием мне может послужить, хотя надуманным и малым, то обстоятельство, что я всегда оставлял представителям слабого пола надежду. Говорил я им примерно следующее:

– Земля круглая, не волнуйся. И даже если мы с тобой пойдем по жизненным дорогам в абсолютно разных направлениях, то рано или поздно мы обязательно встретимся. И кто знает, что тогда может произойти. Кто знает.

 Вот и в этот осенний, неприглядный вечер я ехал на троллейбусе на другой конец города к девушке. И мне казалось, что я люблю ее, и все же. Все же готов был произнести свою знаменитую фразу и расстаться с ней. Почему? А кто теперь знает? Решил – так решил.

Уверенность во мне доминировала над всеми остальными чувствами. Я был уверен, что слишком молодой, чтобы завязывать серьезные и длительные отношения. Уверял себя, что вся жизнь еще впереди, что встречу я именно ту, с которой и захочу иметь детей и состариться. То будет такая любовь, о которой пишут романы и снимают шедевральные фильмы. Настоящая, большая, всеобъемлющая. Но это будет потом, а пока я просто играл во взрослую жизнь. Держался за имидж помеси Казановы и Дон Жуана. И цель у меня была одна: как можно больше покорить женских сердец, добиться взаимности, а потом уйти, не объясняя причины. Просто занести очередной пунктик в свой послужной список. Я свято, и где-то даже фанатично, выполнял намеченное. 

Вот и ехал в тот октябрьский вечер поставить жирную и смачную точку. На горизонте уже так ясно вырисовывался сюжет очередного любовного приключения. Жаль только, что погода подкачала, навевала в душе размытые контуры грусти.

Моя остановка. Я сошел на мокрый асфальт и остановился, как вкопанный, не замечая, как непогода тут же заключила меня в свои крепкие влажные объятья. Увиденная мной картина, поразила меня до глубины души, до самого донышка сердца. И вроде ничего сверхординарного в том не было. Просто была девушка. Черные брюки и коротенькая куртка выгодно подчеркивали фигуру модели. Красные берет, шарф и туфельки разбавляли серость дня, добавляя шарм и оптимизм. Кудрявый локон русых волос кокетливо выбился из-под берета в области виска. Она стояла, склонив голову, и слушала соло саксофониста. Музыкант исполнял блюзовую композицию. Унылая такая, как все окружающее. Девушка почувствовала на себе мой пристальный и восхищенный взгляд, и медленно, с королевской грацией, величаво подняла глаза. Мое восхищение переросло в полный восторг. Таких больших и выразительных глаз в оправе густых пушистых ресниц я не встречал. Даже на экранах, даже на полотнах, даже в своих грезах, хотя на фантазию никогда не жаловался. Это был шок. И если все-таки существует идеал, и если все-таки установлен эталон женской красоты, то он был здесь. На окраине провинциального городка, в пасмурную, хмурую погоду, которая, по замыслу, ничего, кроме разочарования, принести не могла.

 Мне уже около сорока. По большому счету, жизнь не удалась. Ну, не сложилась как-то. Я слишком часто говорил «люблю», не ощущая при этом этого высокого чувства.  Я копил в душе любовь и нежность, надеясь, что наступит время для их всплеска. Надеялся встретить ту самую, единственную и неповторимую. А время все шло, и шло. И вот мне уже под сорок, а я – один. Накопленные чувства так и остались невостребованными. Перегорели уже, пересохли. На душе – сушь, и ее не подожжешь.

А память упорно выдает мне одну картину. Девушка под аккомпанемент  дождя и саксофониста кого-то ждет на конечной остановке. Я забыл лица тех, кому горячо признавался в любви, кого так жадно целовал и читал лирику. А вот лицо этой девчонки забыть никак не могу. Особенно ее глаза. Чудо очи. И жжет мое сердце лишь мысль одна: а вдруг она ждала меня? Меня! И просыпается вмиг чувство утраченного счастья, которое усиливается при первых же аккордов блюза. Блюза одиночества.