1.
Их лица были не видны,
Курили трое у фонтана.
Бледнела ночь, когда в карманах
Мертвец со взглядом ледяным
Беззубым ртом катал ледышки
И ни цикад, ни слов не слышал.
Они молчали. Он мешал
Им говорить, мертвец безликий.
Молчать мешал им Федерико,
Ликуя, ночь к груди прижав,
Он в их глазах лежал в могиле,
В душе они уже убили.
То вскользь, то мимо, то насквозь,
Но только просто не касаясь,-
Так наблюдать могла бы зависть,
Под безразличьем пряча злость,
Под тенью шляп широкополых,
Под скользким взглядом в череп голый-
Во тьму, где содрогались души,
Культями крыльев заслонясь
От наступающего дня.
Забиться и заснуть поглубже
Куда душе в своих пределах?
Ей легче вырваться из тела.
Рос между ней и палачом
Зазор и пожирал их следом.
Проваливался мир бесцветный
В него сквозь мысли ни о чем,
Немыслимость дышать иначе,
И вожделенный смрад табачный.
Ночь кончилась. Пришел в поля,
Все приготовил для расстрела
Рассвет, лучи отсчета сделал
Из точки нового нуля,
Была дорога, стало две:
Обратно вниз и прямо вверх.
Земля пропитана давно…
Она, в лице не изменяясь,
Одновременно видит завязь
Во всех и спящее зерно.
Но где единственный? Где тот,
Кто падал, веря, что взойдет?
Они не спрятались. Едва
Остановились, окружило
Безлюдьем. Потому спешили,
Не тратя время на слова.
Но честно выстрелы вдали
Все объяснили, как могли.
Еще на все готов вопрос
У боли, выпустившей жало,
Но если смерть к груди прижалась,
Она молчит уже всерьез,
Под «не могу», в потере чувств
Ища: «я больше не хочу».
От ран, на воле, на заре?
От пуль, на поле, на рассвете?
Не вериться ведь, хоть убейте,
Убитые ведь не встают!
Один, ступив, в конце концов,
Ему на грудь, взглянул в лицо
и выстрелил…
«Я больше не хочу!» Как пес
Смерть разом утекла с добычей,
Но проявился образ бычий
И двинулся вослед колес
В селене и в Гранаду, профиль
С двумя рогами выше кровель.
На жесткой земле придорожной
Уже отошедший от слез,
Холодный, как утренний воздух
В последних кристалликах звезд,
Гарсия сливается с прошлым.
2.
Когда он подойдет к дверям,
А те окажутся закрыты,
То, руку протянув зазря,
Сожмет он острую обиду,
И внутрь зайдет, не отворя.
Прикосновения ища,
Качнется в дом и встанет сразу
Напротив близких. Но к вещам
Он, приглушив, направит разум,
Пытаясь холодность прощать…
Бессилье каменное их!
И волны кружев,- это камень,
Тень от покатых плеч родных
Вмерзает в них и не стекая
Ждет не обещанной весны.
Застывшее во всех чертах
Их восковое ожиданье!
В волокна, в ржавчину, во прах
Под ним предметы отцветают,
Но сохраняют эту грань…
В тенях по горло, жаждет дом
Вдохнуть и, наполняясь встречей,
Воскреснуть в светлом и пустом
Простом вниманье человечном,
Но все останется мечтой.
И на пороге и в окне
Огромный ноль имеют в сумме
Скорбь стен и всякий шум извне.
И он поймет, что кто-то умер
Здесь. Умер по его вине…
Здесь ожиданье намело
У двери, как песка на броды,
Над парой погребенных слов
Сугробы взглядов мимоходом,
На годы надломивших бровь.
Сидят. И держат на руках
Свою любовь к нему и чувство
Похожее на бывший страх,
На ужас, не нашедший русла,
Но растворившийся во мхах…
Сидят. И перед ними весь,
Весь безутешное прозренье,
Уже не человек, а весть,
К их долетевшая коленям,
Он сам не ощутит, что здесь.
И, словно камень на воде,
Как ореол огня во мраке,
В той беспрепятственной среде
Его упрек круги растратит
Его несбыточных надежд…
3.
За стаей черных птиц
Несется белый бык.
Их рвет надсадный крик,
Их крылья тянет вниз
Блестящий красный лак,
Их настигает враг.
Но ловит за крыло,
«Кто ранил вас?»- твердит,
И прячет на груди
Их Лорка, птицелов,
Не на быка взглянув,
А в полную Луну.
2001.
|