-І- "В белом плаще с кровавым подбоем..."
Под колоннадой царского дворца сидел он, размышляя без конца о бренности его недолгих дней, о службе в этой проклятой стране... о старости, о том, что у него, кроме собаки, нету никого... И так болела сильно голова, что мысли обрывались и слова, произнесенные его слугой, вдруг полоснули сталью ножевой. - Там привели его, мой господин, - сказал тот и добавил - Он один... Был жаркий день нисана. Все цвело. У ног его дышала тяжело собака Банга. Грозный Крысобой стоял, пространство заслонив собой. И он не видел, как его ввели два стражника. В лохмотьях и пыли стоял тот с непокрытой головой, глаза смотрели прямо пред собой, не замечая рядом ничего... Лет тридцать пять - не более того - он был хорош собой, но очень худ. - Ну, хорошо, - сказал, - Пусть подведут. Его толкнули ближе. Верный пес как-будто бы глазами в него врос, привстал слегка, зачуяв чужака, но только прокуратора рука его каснулась, он обмяк и лег на серый мрамор у хозяйских ног. Пылала адской болью голова так, что темнела неба синева... Пилат закрыл глаза, казалось он в глубокий долгий сон был погружен... Как вечность длилось несколько минут, затем спросил: - Так как тебя зовут? Пред ним стоял с разбитою губой, измученный, казалось, чуть живой, с руками связанными за спиной, еврей или сириец молодой. Его зеленый старенький хитон клочками обвисал со всех сторон. - Иешуа, - ответил тихо он. - А прозвище? - продолжил игемон. - Га-Ноцри. - По крови ты кто, плебей? - Совсем не помню я родни своей, но знаю, что отец мой был еврей. Он говорил, не опуская взгляд, и улыбался, как-то невпопад. - Родные есть, есть у тебя семья? - Нет никого - один на свете я. - А где живешь ты, где твое жилье? - Я путешествую, пристанище мое там, где смогу найти я хлеб и кров, - ответил он и улыбнулся вновь. - Бродяга... впрочем, видно и без слов... Ты знаешь грамоту, скажи, плебей? - Да, знаю греческий, иврит и арамей... - Довольно! - вдруг прервал его тиран - Зачем ты призывал разрушить храм?
to be continued... |