Представителям европейских государств, где пытаются запретить изучение творчества Достоевского и других российских и советских писателей, не надо забывать, надо знать, что российская и советская литература являются частью мировой литературы, частью мировой культуры.
В этой работе я расскажу в краткой форме про двух россиян, которых знаю лично. За достоверность информации, как говорят, гарантирую. Первого россиянина я назову Игорем, а второго героя моей статьи я назову Вероникой.
Над пожелтевшими листками старых писем витают призраком разрушенные судьбы эпохи прошлого, где праздники и будни смешались с маревом военных проз и истин.
Сорок один и сорок пять - границы жизни, простые цифры, разделившие навеки на перечисленных в смертельной картотеке и тех, кто выстоял на радость своих близких.
Ты был везучий, от смертей заговоренный. Прошел все пекла под безжалостной лавиной. Назло чертям, гранатам, танкам (все едино) вернулся целым. Ни убитым, ни плененным.
И вроде, свой, и вроде, тот же был Мыкола, но только выжжено нутро чернее ночи. Да, ордена. Да, победил, но нету мОчи без слез и дрожи говорить о вечной боли.
Девченкой маленькой опять бегу к сараю: "Зачем ты, деда, снова выпил этой водки?" Он улыбнется и нетвердою походкой пойдет во двор и на баяне заиграет.
Назло чертям, болезням, мыслям (все едино) перебирают пальцы старые аккорды. Не надо слов, не надо жалости. Он гордо, он твердо выстоял с судьбою поединок.
"А знаешь, бабушка, наш деда выпил. Слышишь?" Я заговорщецки шепну с наивным взглядом. Она поправит прядь седую, сядет рядом: "Життя таке. Йому болить. Що тут поробиш."
Слова из писем - указатели дороги, как междометия безумства и начала чего-то нового без гари, слез. Дышало: "Тебе кохаю. Я вже їду. Перемога..."
Главная
Регистрация
Вход
RSS
