Представителям европейских государств, где пытаются запретить изучение творчества Достоевского и других российских и советских писателей, не надо забывать, надо знать, что российская и советская литература являются частью мировой литературы, частью мировой культуры.
В этой работе я расскажу в краткой форме про двух россиян, которых знаю лично. За достоверность информации, как говорят, гарантирую. Первого россиянина я назову Игорем, а второго героя моей статьи я назову Вероникой.
Памяти моего дяди Аркадия Яковлевича Ильина, прошедшего всю Великую Отечественную.
Сорок четвертый, Первый Белорусский, дан приказ: "В разведку!" - Выпал мне. Случай. Попрощались мы по-русски, сдал комбату свой воен-билет. Жутко уходить вот так, и имя оставлять, как с лычками погон, будто я давно уже не с ними... Матери доставит почтальон извещенье - "Без вести пропавший" - ни погиб, ни жив - живой мертвец. Будет ей всё чудиться уставшей: голос мой, шаги, как много лет.
Мрачные гоню из сердца мысли: Даст то Бог, не выдаст вороньё, не догонит и случайный выстрел. По пластунски через луг, жнивьё. Пядь земли и сердцем и ладонью чувствую, и к травам, как в пылу припадаю трепетный влюблённый к женщине. РазъЯснится к утрУ, я увижу край врага позиций, всё запомню, сосчитаю всё; и обратно будет воротиться мне легко, как взять уже своё.
По утрУ кукушка куковала, я считал, и полз уже назад, помню, как внезапно из тумана, вдруг возникли: дом, вишнёвый сад. Я забылся, увлекаясь вишней, и не помню как, из-за угла, немец - позабывшийся мальчишка, мы лицо к лицу, и автомат замер на секунду в наших пальцах, первым я тогда спустил курок... Трудно было с жизнью нам расстаться: била кровь , или вишнёвый сок на его немецкой гимнастёрке, и совсем по-детски на щеках, белокурый, слабый, как девчёнка, повалился он с тоской в глазах...
Я вернулся целым из разведки, помню, мной доволен был комбат, орден дали мне тогда советский, дали новый, грозный автомат. До Берлина, помню, дошагали: было много смерти и пальбы, но всё снится долгими ночами мне тот случай из моей судьбы. Не изъять, не вычеркнуть с годами чувство безысходное вины, и теперь вишнёвыми садами чудится мне эхо той войны: парень тот в немецкой гимнастёрке, и мольбой в испуганных глазах - мой судья по памяти не стёртой, как печать на сердце - вечный знак.
Главная
Регистрация
Вход
RSS
