Представителям европейских государств, где пытаются запретить изучение творчества Достоевского и других российских и советских писателей, не надо забывать, надо знать, что российская и советская литература являются частью мировой литературы, частью мировой культуры.
В этой работе я расскажу в краткой форме про двух россиян, которых знаю лично. За достоверность информации, как говорят, гарантирую. Первого россиянина я назову Игорем, а второго героя моей статьи я назову Вероникой.
Температура ворвалась без стука стремительным бесшумным шагом. - Разве дверь не заперта на ключ? - прохрипел я каким-то чужим голосом.
- О! Не волнуйся! С ключом все в порядке! - Бодро воскликнула рыжеволосая гостья с ярким румянцем во всю щеку неопределенного возраста.
- Для меня не существует таких примитивных препятствий, как стены и запертые на ключ двери. Даже с самыми изощренными замками.
Она удобно устроилась в моем кресле, поджав под себя ноги, вынула из оранжевой сумочки тетрадку в сафьяновом переплете и стала в нее что-то записывать. Я молчал. Говорить не было сил. Шевелиться тоже. Одеяло вдавило меня в постель с тупостью катка, утрамбовывающего асфальт. Кости стонали и жалобно переговаривались друг с другом. У меня не было другого выхода, как только подчиниться этой грубой силе, превратившей мое убежище под одеялом, обычно такое уютное и безмятежное, в "испанский сапог". Внезапно я оказался на берегу озера. Вода была неподвижной и отливала темным металлическим блеском. Деревья, похожие на гигантские ивы, свесили над ним свои непомерной длины ветви. У самой воды они тянулись друг к другу. Вздрагивая от прикосновения, перевивались в молчаливом рукопожатии, чтобы уже больше никогда не расставаться. Что-то пугающее было в этой фантасмагории. Зачарованно я смотрел на.... Ничто не приходило в голову для сравнения, на что походил этот клубок копошащейся растительности. - Как гнездо, - отметил во мне Некто, не пожелавший представиться. - Чье гнездо? - встрепенулся я. - Да кто ж его знает. - Последовал добродушный ответ. - Только "птичке" явно придется по вкусу добровольно явившийся обед.... А может, ужин, кто ее знает. - Ну, уж нет!!! - взвился во мне Кто-то третий. - Живым не дамся! - А кто тут живой? - Усмехнулся Некто. - Ну, знаешь ли! Говори, да не заговарийвайся! Фраза подпрыгнула на кончике моего языка, но покинуть его так и не отважилась. Вместо нее робкая: Как же это? Разве я уже умер? - Неуверенно вступила в дискуссию. Насмешка едва прослеживалась в невозмутимом тоне, каким был задан встречный вопрос. - А разве ты жил? Я опешил Помощь неожиданно пришла в лице третьего. - А как же?!!!!! Бодрым голосом он начал перечислять свои доводы. Длинный список всех моих текущих дел, крупногабаритных /в моем представлении/, средних размеров, миниатюрных, как статуэтка Лакшми, стоявшая на книжной полке, и прочих-прочих насекомоподобных деяний веселым ручейком журчал, переливаясь, набирая силу, а я чувствовал, как по мере его убедительной речи мои щеки становились багровыми, ибо я уже не был уверен в том, что до настоящего момента казалось неоспоримым и незыблемым. И тут, перед моим лицом возникло лицо моей гостьи, о которой я уже успел позабыть. Ее горячее дыхание, пыщущие огнем щеки и безжалостных взгляд блестевших нестерпимым блеском глаз явились причиной того, что невзрачное серое вещество в моей черепной коробке стало превращаться в расплавленную массу. Теряя остатки сознания, я стал погружаться в свинцовые воды озер, сомкнувшиеся над моей головой. - Все кончено. Первая мысль, по своей плотности превосходящая размазанность предыдущих фантомов, кривляющихся и паясничающих в своей безудержности. - Это - начало. Вторая, скользнувшая невесть откуда взявшимся прохладным градусником ко мне под мышку. Одеяло.... , почти невесомое, но в то же время уютно теплое, чтобы сворачиваться под ним калачиком. Кости моего скелета в сладкой истоме раскинувшиеся на своем неизменном плато - крохотном островке призрачного покоя среди неугомонных волн дневных перепитий. Воздух, возвращающийся прохладными потоками в свое жилище куда-то глубоко под неподвижный скальп в заколдованные сталактитовые пещеры. Моя родная постель, ставшая неотъемлемой частью существования телесной формы, то бишь совокупности костей, мышц, крови и хитроумнейших переплетений нервной системы, снова ласково баюкает всхлипывающее сознание. Сколько-то парсеков блаженного путешествия по межзвездному пространству неизвестных мне галактик, и я, невесомый, на подгибающихся ногах добираюсь до ванной комнаты и открываю кран с водой. Теплой..., чуть горячЕй, еще горячЕй..... Вода бежит прозрачной струей, рассказывая свою бесконечную историю, и я, вслушиваясь в ее журчание, кажется, начинаю что-то понимать, еще не осозновая, что понимаю.... Пока ванна наполняется, я смотрю на зеркало, замурованное в кафель в форме Звезды Давида. В нем отражается незнакомое мне лицо, тем не менее до щемящей нежности родное и близкое, напоминающее о наших былых встречах в каких-то ранее прожитых жизнях до этого ночного путешествия. Возвращаясь в свою постель, я проверил замок двери. Ключ был на месте. Как обычно, повернут на два оборота против часовой стрелки. Проходя мимо пустого кресла, вальяжно развалившегося в моей холостяцкой комнате, я увидел притулившуюся к его спинке тетрадку в сафьяновом переплете. Раскрыв ее наугад, я прочитал этот правдивый рассказ.