Проза

 ИНОГДА БОГИ ЗНАЮТ

- Боги управляют нами. Можешь поверить мне, Отто. Нами управляют боги. Ты думаешь, что сам решил открывать дороги, сам выбираешь скорость бега, но это не так. Все решают боги.

Старая Дарья говорила медленно, негромко. Отто было странно слушать ее. Он мало знал  о жизни. Может, и прошло уже несколько лет с тех пор, как он со своими близнецами покинул инкубатор, но так уж сложилось, что долгое время он жил в небольшой одноместной часовне, почти каждый день выбегал на пробежку, потом подолгу отдыхал на воздухе. Всегда в одном и том же месте. Но место было под открытым небом, не храм, хоть и было оно предназначено специально для таких, как он, путников, собиравшихся здесь передохнуть. Они всегда были разные. Лишь изредка видел Отто знакомые лица, но ни с кем особо не заговаривал и уж тем более не сближался. Там, в той его жизни, все старались выглядеть независимыми, все были молоды, если и старше Отто, то не на много. Не то, что Дарья. Она была древней, хоть и выглядела лучше многих юнцов. Она много повидала, и Отто всегда с нетерпением ждал ее рассказов, зачастую казавшихся ему неправдоподобными.

- Просто вы еще молоды и не понимаете этого, думаете, что все вам доступно, все вы сами решаете.

Отто скосил глаза, чтобы понять, почему вдруг Дарья стала обращаться к нему во множественном числе. Ну да, так и есть. Юрико тоже подошла послушать. Отто нравилась Юрико. Она была совсем юной, очень задорной и почти никогда не сидела на месте. Иногда даже ночами где-то пропадала. Отто тоже любил гулять по ночам, когда нет кругом толчеи, не нужно уступать дорогу тем, кто куда-то спешит. Но он почему-то делал это редко, и в ранней юности, и уже здесь, когда переехал. Зачем он переехал, Отто и сам не знал. После четырех лет размеренной жизни в той своей часовне он вдруг сорвался с места и понесся, преодолевая кажущиеся теперь  немыслимыми расстояния. Это было здорово! Ночевки под открытым небом, широкие, совсем не переполненные дороги. Потом был третьеразрядный постоялый двор, где Отто провел не больше недели. А потом он попал сюда, в этот храм. За время путешествия Отто довелось повидать хоть что-то, поэтому не все рассказы старой Дарьи он воспринимал, как сказки, и многим был склонен верить. А вот Юрико не верила. Прямо после инкубатора она с комфортом пропутешествовала на корабле из своей далекой страны, потом некоторое время жила в фешенебельном отеле, а после сразу оказалась здесь, в большом храме, в большом городе.

- А на самом деле мы не решаем ничего. Это боги выбирают дороги, они решают куда и как долго мы будем двигаться.

- Ты говоришь так, словно мы вообще ничто! – обиженным тоном маленькой девочки заявила Юрико.

- Если бы мы были ничем, нас бы не было, - философски заметила Дарья. - Но мы есть. И идем мы по пути, предначертанному нам богами.

- Я сама хожу куда хочу! – упрямо заявила Юрико.

- Правда? А вот скажи мне, девочка, ты любишь гулять по ночам?

- Конечно! Кто же не любит?

- Тогда почему ты сейчас здесь? Почему не бежишь по пустынной дороге, куда глаза глядят? Что мешает тебе?

- Я... – начала было Юрико, но остановилась.

Действительно, ни ей, ни Отто, ни многим другим не хотелось  сейчас оставаться в храме, так почему же они не спешили на свободу?

- То-то же, - мягко сказала Дарья. - Без богов нам – никуда. Мы движемся, только пока они рядом.

- Глупости! – фыркнул Чак, который все это время прислушивался к разговору, но делал вид, что выше таких споров.

Чак вообще считал себя выше всех. Если рассматривать подобный подход в прямом смысле, то так оно и было, но для всего сообщества обитателей храма высокий рост имел не слишком большое значение. Видно, это настолько обижало Чака, что даже к старой Дарье он относился пренебрежительно. А может, он не уважал старость. Он в принципе мало кого уважал, даже своих соотечественников. Ну, разве что Вождя. Настоящего имени вождя никто не знал, но, как и старая Дарья, он считался патриархом. Впрочем,  сама Дарья относилась к Вождю хоть и с почтением, но всячески давала понять, что годится ему в бабушки.

Отто, который не очень-то и любил Чака, тут отчасти с ним согласился. Конечно, не в такой резкой форме.

- В самом деле, Дарья, - робко заметил он, - о каких богах речь? Ведь здесь, в храме, мы все решаем сами.

- В храме! – вздохнула Дарья и посмотрела на Отто с улыбкой, полной мудрости и печали. – На то он и храм, дитя. Но на дороге ты даже не сможешь сказать мне «Привет!», если этого не захочет бог, который тобой управляет.

- Нет! Неправда! Не может быть! - расстроился Отто.

Он очень уважал Дарью и просто не мог себе представить, что не поздоровается с ней при встрече.

- Ни за что не позволю управлять мною какому-то глупому богу! – капризно надула губки Юрико. – Я сама решаю, куда и как бегаю! А ночью, днем – не важно! И плевать мне на этих хамов, что все время куда-то спешат и так и норовят отпихнуть порядочную девушку!

Речь ее прозвучала настолько страстно, что даже Чак согласно фыркнул. А Фердинанд – гордый соотечественник Отто – промолчал так презрительно, что всем стало ясно: уж он-то в последнюю очередь хотел бы встретиться с Юрико на дороге.

- Дурачье! – пробормотал вдруг Вождь, и все вздрогнули.

Никто не слышал, когда он подкатился так близко и вклинился между Дарьей и Фердинандом. Даже Чак смутился и посторонился, чтобы дать пожилой леди возможность подвинуться.

- Дурачье! – повторил старик и окинул молодежь снисходительным взглядом.

Все затихли, ожидая продолжения. Вождь говорил редко, но рассказы эти завораживали. Словно воочию открывались обитателям храма просторы родных прерий патриарха. Вот и теперь никто не спешил вставить реплику, зная, что скоро Вождь начнет свое повествование. А старик все держал паузу, позволяя насладиться торжественностью момента. Отто невольно залюбовался Вождем. Тот был красив какой-то грубоватой, давно забытой красотой и, казалось, весь состоял из острых углов, прямых линий и стремления вперед. Малыш Отто невольно задумался о том, какой прекрасной может быть старость. Большинство его сородичей не проживали и половины того, что прожил Вождь – о Дарье и говорить нечего – и, отбегав свое, отправлялись на переработку, чтобы потом снова возродиться в инкубаторе. Некоторые, самые отчаянные, гибли на дорогах совсем молодыми. Несколько раз Отто доводилось встречать и совсем других стариков – дряхлых, рассыпающихся на ходу, но почему-то не сдающихся, продолжающих бороздить пути наперекор времени. Но Дарья и Вождь – совсем другое дело. Для Отто было загадкой, как им удалось прожить так долго и остаться в такой прекрасной форме. Он очень сомневался, что и с ним может случиться что-то подобное, и в последнее время задумывался о том, сколько же ему еще осталось.

Отто так глубоко погрузился в размышления, что даже вздрогнул, когда Вождь заговорил снова.

- Молодежь! – вздохнул старик. – Что вы знаете, кроме бетонных трасс и асфальтированных улиц?

- Да-да! – поддакнул Чак и окинул всех гордым взглядом бывалого путешественника. Но заработал лишь презрительную ухмылку Вождя, смутился и сразу стал казаться даже чуть ниже.

- Горожанин! – фыркнул, как сплюнул патриарх. – Ты хоть раз видел отвесные стены Большого Каньона? Ощущал истинный простор? Испытывал желание стать птицей, сорваться и полететь так, словно у тебя есть крылья?

- Когда я лечу по дороге, развивая максимальную скорость, мне тоже кажется, что я вот-вот оторвусь от земли, - робко сообщил Отто, которому даже жалко стало совсем сдувшегося Чака. И тоже схлопотал презрительный взгляд. На этот раз от Фердинанда. Конечно, маленький Отто никогда не умел бегать так же быстро, как его земляк. Вождь покосился на малыша и сочувственно улыбнулся.

- Я говорю о небе, а не о дороге, - пробасил он и задумался на мгновение. Потом продолжил: - В тот день, когда я увидел Большой Каньон, я захотел стать птицей. И пусть говорят, что это невозможно. Я видел простор перед собой и хотел покорить его. Но я не мог. Что-то словно держало меня, не давая сдвинуться с места. Все мои помыслы были в небе, но тело оставалось на земле. Уже тогда мне следовало понять, что я подчиняюсь воле бога. Но я был слишком юн и горяч, - старик снова помолчал. – Шли дни, я мерил милю за милей, но то ощущение никак не хотело меня покидать. И вот однажды я снова остановился неподалеку от обрыва. О, он, конечно, не имел ничего общего с Большим Каньоном. Его и обрывом-то можно было назвать с натяжкой, так, довольно крутой склон, кое-где поросший деревьями. И все же, над ним была синева свободы, и что-то вдруг изменилось во мне, что-то щелкнуло. Я сделал робкий шаг и понял, что ничто меня не держит. И я пошел вперед. Сначала медленно, потом все быстрее и быстрее. Вскоре я уже бежал почти так же быстро, как в пути, а обрыв летел мне навстречу... – Вождь тяжело вздохнул и умолк.

Пауза длилась так долго, что Отто даже заерзал от нетерпения, но нарушила ее любопытная Юрико.

- А дальше? – она требовательно и неуважительно боднула Вождя.

- Дальше? – патриарх встрепенулся и ласково улыбнулся юной непоседе, совсем не обидевшись на непочтительное поведение. – Дальше я полетел, - Вождь вздохнул, а среди слушателей прокатился изумленный ропот. – И летел, наверное, целую секунду, может, чуть больше... пока не ударился о толстую ветку дерева. Меня тут же швырнуло вбок, я перевернулся и упал на спину. Дальше я несся вниз, сдирая кожу о камни склона, беспомощно барахтаясь, но не в силах перевернуться. Меня били крупные булыжники и стволы, ломая все, что только можно было сломать. В некотором смысле мне повезло – ничто не задело жизненно важных органов. Иначе, сами понимаете, - короткая вспышка и конец. И все же, когда я достиг дна ущелья, я умирал...

Вождь снова замолчал, и на этот раз никто не рискнул нарушить тишину. Только старая Дарья сочувственно вздохнула. Наверное, она тоже знала, каково это – лететь со склона. Отто вдруг понял, что не стремится услышать окончание рассказа. Однажды он своими глазами видел, как вот точно так же погибла темпераментная красавица из прекрасной южной страны. Не то чтобы они были знакомы, но Лючия жила в частном храме неподалеку от места, где Отто проводил дни, отдыхая. Еще тогда, в той жизни. Лючия была гордая и неприступная, она никогда не обращала внимания на таких, как Отто. Но в тот день, когда это случилось, малыш Отто, заметив толпу любопытствующих, тоже остановился. Дюжий грузчик вынес на дорогу умирающую девушку. От ее красоты и изящества не осталось и следа, она вообще была мало похожа на саму себя. И все же, когда единственный уцелевший глаз Лючии приоткрылся, она нашла взглядом Отто и словно попросила прощения за свое прежнее пренебрежение. Во всяком случае, малыш по сей день думал именно так.

- Как же ты выжил, Вождь? - негромко спросил Фердинанд, и в голосе его на этот раз не было обычного высокомерия. Напротив, лишь искреннее сочувствие и уважение.

- Выжил? – переспросил старик и усмехнулся. – Я умирал. И я не хотел жизни, в которой не будет дороги, а выйти на нее был уже не способен. Но мне повезло. Я встретил бога, который захотел спасти меня.

- Встретил? – изумилась Юрико.

- Да, девочка. Когда ты одной ногой уже на переработке, начинаешь видеть и понимать многое. Я ждал момента, когда мое тело будет смято окончательно, почти с нетерпением, ведь тот обрубок покорителя дорог, которым я стал, не был достоин существования. Однако что-то пошло не так, и я никак не мог дождаться своей очереди. День проходил за днем, мои изломанные члены становились все дряхлей и немощней, а избавление не приходило. Но однажды появился бугай-грузчик, подхватил меня и перевез в какую-то совсем крошечную часовню, в которую нас набилось аж четверо. Потом я, кажется, долго плыл на корабле, а после еще один громила притащил меня в очень странное место: храм – не храм, но там было собрано множество таких же калек. Все они, как и я, мечтали о смерти, и время от времени кого-то из несчастных охватывал яростный огонь. И он находил свое избавление. Я с вожделением ждал своей очереди. Но произошло чудо. Вместо того, чтобы сгореть в очищающем пламени, как остальные, я вдруг начал поправляться. Все, что было сломано, стало срастаться, остатки моей ободранной кожи исчезли, и вместо них, слой за слоем, начала нарастать новая. Я оживал с каждым днем. О, поверьте, мое выздоровление шло медленно, очень медленно, совсем не так, как появляются новорожденные в инкубаторе. Вот тогда-то я и понял, что за всем этим стоит бог. Один. Не целая толпа, как там, где мы появляемся на свет, а мой, единственный, преданный мне одному. Я чувствовал не только то, что он делал со мной, чтобы вылечить, вернуть мне прежний вид и способности. Я чувствовал все  мысли и переживания, стоящие за его действиями. А потом, спустя долгие месяцы, я снова вышел на дорогу, полный энергии и сил, прекрасный и гордый. И со мной был мой бог. Наша связь не прервалась, когда я поправился. Напротив, теперь все его желания я ощущал, как свои, и очень часто они совпадали. А когда мне хотелось чего-то большего, я чувствовал опасения своего бога и понимал, что мои стремления могут стать самоубийственными для нас обоих, - патриарх обвел взглядом собравшихся. – Мне посчастливилось вернуться с того света, друзья. Случается с нами и такое, если повезет встретить любящего тебя бога.

Дарья кивнула и понимающе улыбнулась.

Вождь замолчал, молчали и все остальные. Рассказ захватил каждого, и каждый глубоко задумался о чем-то своем.

- Если у меня и есть свой бог, - грустно произнес Фердинанд, первым нарушив молчание, - то, боюсь, он не слишком заботится о моем здоровье. Правда, вылечиваюсь я от своих синяков и ссадин очень быстро, иногда за считанные часы. Но как же часто я их получаю!

- А у меня, наверное, очень веселый бог, - улыбнулся Отто, подумав о том, как ему нравится отдыхать в самых неожиданных местах – то у зоопарка, то у цирка, то у детского театра. Он не знал, что это такое, но все, кто собирался там, почему-то всегда прибывали в очень хорошем настроении.

- А я все равно не верю! – топнула ножкой и нахмурилась Юрико, и Чак согласно кивнул.

- Действительно, – поддержал он девушку, - с чего это кому-то управлять нами, да еще так глупо!

Старая Дарья, опиравшаяся на его плечо, постаралась отодвинуться, потом глянула на скандалиста снизу вверх и вздохнула.

- Богов много, - пояснила она, - и иногда нами управляют совсем разные. Одни умные, другие глупые. Одни очень осторожны, а другие любят рисковать, не задумываясь ни о своей, ни о нашей судьбе. Есть боги, которым совсем не нужно подолгу участвовать в нашей жизни, чтобы понять, чего мы хотим, или в какой помощи нуждаемся. Иногда им хватает просто посмотреть на нас, и вот они уже все про нас знают.

Чак не ответил, но гордо задрал нос. Он остался при своем мнении. А Отто стало интересно.

- Ты действительно думаешь, что есть такие добрые и чувствительные боги? – с любопытством поинтересовался он.

- Уверена, - улыбнулась Дарья. – Даже в нашем храме живет один.

- Да брось! - фыркнула Юрико. – Что-то я никогда не замечала в нашем храме никакого понимания и помощи.

Отто в этом храме было хорошо. Он получал здесь и прекрасный уход, и своевременную помощь, если нуждался в таковой. Поэтому он завертел головой в надежде разглядеть понятливого бога.

Но тут где-то под потолком зажегся свет, и малыша резко стало клонить в сон.

- Ну ты даешь, Палыч! Не надоело так однообразно прикалываться? – Санек, хлопая заспанными глазами, смотрел в панорамное окно комнаты охранников.

- Над чем? – недоуменно поинтересовался старший товарищ.

- Да на фига опять этого «Жука» и «Ярис» к «Победе» подогнал? Да еще «Понтиак» коллекционный между ней и «Мерином» впихнул! Смотри, старушка «Чероки» того отморозка с третьего этажа почти процарапала зеркалом! Что, правда, думаешь, ей одной по ночам скучно?

Палыч молча отложил прочитанный за ночь почти до половины детектив, поднялся и встал рядом с напарником. Некоторое время он сосредоточенно вглядывался в тускло освещенный гараж элитного корпуса.

Маленький подержанный «Фольксваген» гувернантки генеральского внука и новенькая «Тойота», подаренная банкиром дочери на окончание школы, как пара любопытных детишек, стояли нос к носу с монументальной отремонтированной и вылизанной «Победой» академика. А «Понтиак» шестьдесят четвертого года, принадлежащий известному художнику по металлу, неизвестно как вклинился между ней и «Мерседесом» молодой жены парламентария.

Потом пожилой охранник вздохнул, потрепал Санька по голове, как несмышленыша, и все так же молча взял ключи и пошел перегонять машины по местам.