Проза

Персонажи:

Васька – Василиса Елисеевна Картовец

Тёма – Артём Васильевич, друг Василисы.

Катя Калёнова – Екатерина Елисеевна Калёнова, сестра Василисы, maman

Митя – Дмитрий Витальевич Калёнов, муж Кати

Сёмушка – Сёмен Калёнов, сын Кати

Ася Шеленкович – Анастасия Гавриловна Шеленкович, подруга Василисы

Вадим - господин Шеленкович Вадим Витальевич, муж Аси

Дашутка – Дашенька Шеленкович, дочка Аси

Нинок, знакомая Василисы – Ниночка, служанка Василисы Андреевны

Васька проснулась отчего-то рано и долго лежала, глядя в высокий потолок. Сквозь плотно задвинутые шторы пробивался лучик солнечного света. «Солнечно в Питере. Непорядок…» отрешённо подумала Василиса, продолжая смотреть в потолок. Послышались осторожные шаги, скрипнула дверь в комнату. Вася повернула голову, протянула руку, пытаясь нашарить на столике телефон, который вчера там оставила на зарядке. Но телефона на зарядке не было, да и столика, собственно, не было тоже.

В комнату проскользнула девушка, тенью подошла к окну, под недоумевающим взглядом Василисы, распахнула шторы, впуская в комнату яркий свет, и жизнерадостно поздоровалась:

-Доброе утро, Василиса Елисеевна! Как спали?

Васька поперхнулась и только было собралась возразить «Какая же я Василиса Елисеевна?», как сообразила, что комната, в которой она проснулась, это не её комната.

Высокий потолок, два комода из красного дерева, кровать из него же, занимавшая половину комнаты, шкаф какой-то, кресло… Даже шторы были не те – зелёные и бархатистые, с тяжёлыми кистями. Василиса, не обращая внимания на удивлённый возглас девушки, вскочила с постели и подбежала к окну, путаясь в складках длинной ночной рубашки. Да так и замерла…Не было привычного ей квартала, с серыми прямоугольниками многоэтажек, ровными газонами, машин, заполонивших тесные дворики…Вместо этого Вася увидела Невский проспект, только проспект это был тоже какой-то другой. Прогуливались чинно гувернантки с маленькими, шаловливыми наследниками, грохотали повозки, всхрапывали лошади, щёлкал кнут извозчика, смеялись молодые девушки в невероятных шляпках и платьях.

-Василиса Елисеевна? – Ниночка, а это была именно она, хоть Василиса об этом и не знала, смотрела на хозяйку в полном недоумении – Вы хорошо себя чувствуете? Быть может послать за доктором?

-Нет - Василиса криво улыбнулась, заставив себя отойти от окна. – За доктором не надо.

-Прикажете воду подать?

Василиса только кивнула, не в силах сказать чего-то. Дождавшись, пока девушка выйдет, она вновь забралась на кровать, уставившись в одну точку.

«Значит, Василиса Елисеевна? Что ж это – глупый розыгрыш какой-то? Нет. А квартиру, тогда, как? А девочки в шляпках? Куда же всё дели? Неет, тут кто-то постарался. И почему Невский? Зачем это меня – на Невский. И девочка эта…»

Девочка как раз появилась вновь, а за ней ещё одна, неся тазик для умывания. Василиса послушно умылась и вытерлась услужливо поданным полотенцем. Вторая девочка тут же исчезла, унеся и тазик и полотенце, а Ниночка осталась, суетясь в комнате. Василиса наблюдала, как та отодвигает кресло, ставит на стол узорную чашечку с блюдцем и изящной чайной ложечкой, поправляет подсвечник на комоде…Кого-то Василисе напоминала эта девочка. Вася вгляделась в худенькую фигурку, острые черты лица, светлые волосы…

«Нинок!» охнула про себя Василиса. Вечно занятая девушка, работающая то нянечкой в детском саду, то сиделкой у кого-нибудь дома, и не успевающая уделить времени себе.

-Нина… - девочка тут же обернулась на зов хозяйки – Нина, а вчера…

-Вчера вы у господина Шеленковича, Вадима Яковлевича были. Они танцы устраивали, вы вернулись только под утро. Распорядились воды холодной подать, и потом легли. – понятливо ответила Ниночка, ничуть не удивляясь забывчивости хозяйки. Василиса Елисеевна часто получала приглашения, ездила и на танцы, и на приёмы, возвращалась всегда поздно, а на утро, бывало, не помнила, у кого была.

-Ага, ага – покивала с умным видом Василиса.

«Господин Шеленкович – это, наверное, Вадим, Аськин муж. И верно, звал меня вечером к ним, Дашутка ещё звонила…»

-А сегодня вас к двум часам Екатерина Елисеевна, сестра ваша, звали на именины Семёна. Вы обещали непременно быть. – напомнила Ниночка, распахивая дверцы шкафа.

Василиса заглянула. В шкафу висели платья – десятки шёлковых, бархатных, расшитых , цветных платьев.

-Чай подали, вы обычно к ним, сразу после чая уезжаете – Ниночка, зная свою хозяйку, на всякий случай напоминала всё, потому как Василиса Елисеевна отличалась забывчивостью и рассеянностью, и всем это было хорошо известно.

Василиса покорно выпила чаю, так же покорно позволила себя одеть в тёмно-синее бархатное платье в пол с открытыми плечами, такие же тёмно сине туфли, и позволила себя спустить по лестнице и усадить в повозку, чтобы её довезли до дома сестры, Екатерины Елисеевны Картовец, а после замужества Калёновой.

Катя Картовец на сестру была очень похожа. Такая же смуглая, чернобровая, с вьющимися каштановыми волосами и пронзительными синими глазами. И росту небольшого, и вся такая ладненькая, худенькая…Неудивительно, что Митя ею совершенно очаровался. Сын же Катин, Сёмушка, больше походил на отца – высокий, даже для своих девяти лет, с пепельными вихрами, немного полноватый и курносый, но Сёмушке, как и Мите, это даже шло, Только вот глаза у Семёна остались Катины – синие, как небо в безоблачный день.

Но какой окажется Екатерина Елисеевна Калёнова Василиса не могла себе представить. Пока они ехали по проспекту, Василиса с интересом смотрела на вычурные дома, платья дам, на булыжную дорогу…Но как только повозка остановилась, и Василисе услужливо распахнули дверь и подали руку, девушку снова начала бить нервная дрожь. Впереди был приём с какими-то незнакомыми людьми, в незнакомом доме. И что хуже всего, в знакомом городе, но в другое, совершенно новое (то есть, конечно, старое) время.

Пока Василиса, пытаясь совладать с нахлынувшими чувствами, поднималась по лестнице, навстречу ей вылетел Сёмушка, такой родной и узнаваемый, что Василиса тут же забыла все свои страхи.

-Сёмушка!

Мальчик остановился, вглядываясь в лицо Василисы и, когда девушка уже решила, что он её не узнает, вдруг захохотал, гикнул и, воскликнув, «Василиса!», радостно обнял тётю.

-Пойдём, пойдём скорее! – мальчик потянул девушку за руку вверх по лестнице – Все уже собрались, maman только тебя и ждёт!

Василиса, еле успевая за племянником и путаясь в длинных складках платья, взобралась по ступенькам и оказалась в просторной комнате, которую можно было назвать даже залом. Множество людей, которые находились в комнате, разговаривали между собой, смеялись, что-то пробовали, бегали среди всего этого гвалта дети.

Застывшей на пороге Василисе призывно махали рукой Аська Шеленкович, которую следовало называть Анастасией Гавриловной, и её муж Вадим. Где-то в противоположном углу комнаты слышался звонкий голосок Дашутки Шеленкович, что-то весело рассказывающей, Сёмушка всё тянул Василису за руку и громко кричал, что «Василиса пришла! Maman, где maman?»

Maman, почти незамедлительно, появилась из ещё одной двери. К облегчению Василисы, никто не изменился ни внешне, ни, как ей казалось по Сёмушке, по характеру. Катя подошла к Василисе, улыбаясь также радостно и приветливо, как улыбалась всегда. Волосы её были уложены в замысловатую причёску, и Василиса подумала, что сестра всегда любила что-нибудь учудить со своими волосами. Василису представили каким-то людям, она даже их имён не запомнила, потом они нашли Дмитрия Витальевича, который рассказывал какую-то шутку собравшимся, и Дмитрий охотно оторвался, чтобы поприветствовать сестру жены. Потом Василису, стоящую у стеночки и оглушенную всем этим гвалтом, нашла Дашутка, которую тут называли Дашенькой Шеленкович. Дашенька тоже что-то весело говорила, быстро, проглатывая слова, потом рассмеялась и убежала, потому что начинались танцы.

Первый танец Василиса простояла там же, у стены, смотря на танцующие пары. Большинство танцев она знала, и даже сумела бы станцевать. Мимо проносились люди. Дашенька с каким-то молодым безусым ещё мальчиком, изящные и грациозные, ловко отплясывали Анастасия с Вадимом, Последней вышла Екатерина с Митей. Они-то были просто загляденье – оба такие разные и в то же время составляющие одно целое.

После танца к Василисе подбежала Ася:

-Видишь того господина? Вон , подальше около Вадима! – Ася заговорщически подмигнула - Это Артём Васильевич, друг Вадима. Он всё хотел пригласить тебя потанцевать, так что скучать ты не будешь! - Ася хотела ещё что-то сказать, но снова началась музыка, и Анастасия упорхнула танцевать.

Василиса оживилась, разглядывая Артёма. Высокий, черноволосый, статный. Василисе смутно вспомнилось, что где-то она его уже видела. А, ну конечно! У Аси Шеленкович, на одной из её «семейных посиделок», куда кроме самой семьи приглашались и самые близкие друзья.

Артём действительно пригласил Василису на танец, и они с ним станцевали мазурку и полонез, а потом, когда началась совсем уж разудалая музыка, отошли вновь к стене, уступая место молодёжи.

Василиса веселилась. Тот её страх, который сопровождал девушку всю дорогу на именины, а потом и на самом приёме, исчез, уступив место какой-то странной, заполнившей всё её существо радости.

Василиса разговаривала с Артёмом, смеялась над шутками Вадима и Дмитрия, над танцем Даньшеньки и Сёмена, которые, заливаясь от смеха, плясали в центре комнаты.

Как-то незаметно, гости собрались в кружки, разговаривая на разные темы. Дети веселились в противоположном углу, смеясь над своими шутками, казавшимися уже непонятными взрослым. Дашенька, изначально не знавшая, куда бы ей прибиться, постояла около отца, послушала и, тряхнув головою, отошла к маленьким, откуда уже скоро доносился её чистый и беззаботный смех.

- Совсем ещё ребёнок – покачала головой Анастасия, смотря на дочь – 16 лет уже, а так посмотришь…эх. – Ася вздохнула, отворачиваясь к остальным. Глаза её, всегда сверкавшие весельем и любовью к ближнему (за что Василиса её и любила) вдруг стали на миг печальными и усталыми, будто бы эта каждодневная радость была тяжёлой задачей для Аси. Но усталость эта продержалась всего мгновение, а после Ася снова засверкала любовью к жизни. Василиса отвела взгляд, вслушиваясь в разговор.

Говорили о политике, о сплетнях, о каком-то князе и его дочери, которая засиделась в девках, хотя приданое у неё довольно приличное. Потом говорили о стихах, и Артём, до этого молчавший, с улыбкой вдруг стал читать Вольтера, смотря на Василису. И Василиса улыбалась, слушая бархатистый, мягкий голос Артёма.

Василиса Елисеевна уже полностью чувствовала себя своей в этом времени. Не казалось уже таки длинным синее платье, такой неудобной причёска, непринуждённо она уже могла беседовать с незнакомыми ей людьми, хохотать, ничуть не стесняясь никого и также сверкать глазами, как все на этом вечере. И действительно, у каждого, кто был на именинах Сёмушки, в глазах присутствовал какой-то огонёк счастья, любви ко всему. Ни одного злого слова не было произнесено за весь вечер, ни одной жестокой шутки. Все люди были какими-то уютными и светлыми. Такая чистота и такой свет есть только в детях. И как всем этим людям – Асе, Екатерине, Вадиму, Мите, Артёму – удалось сохранить в себе эту детскую радость, любовь к жизни?

Василиса не знала. Но ей было так хорошо! Никакого отчуждения, словно она всегда была здесь, вот такой, словно не она проснулась сегодня утром в доме на Невском, не понимая, где она и что происходит.

Артём дочитал стихи, все аплодировали, и Василиса тоже аплодировала. Разговор продолжился и вдруг, Василиса сама не заметила как, свернул на сны.

-Сегодня под утро приснилось – говорила Екатерина Елисеевна – Будто я вовсе не в этом доме живу, да и , кажется, не в этом городе. Повсюду дома такие странные, высокие и совершенно серые, с множеством окон…

- И одежда на людях странная, какого-то непонятного покроя – подхватила Анастасия Гавриловна, с живостью включаясь в разговор.

-Что же вы, дамы, один и тот же сон видели? – смеясь, спросил Вадим, обнимая жену за плечи.

- А может быть! – запальчиво подтвердила Ася, и все засмеялись.

Стали ещё что-то говорить про сны, рассказывал какой-то презабавный случай Дмитрий, а Василиса и сама помнила, что видела она тоже похожий сон, кажется, совсем недавно…

Домой Василиса вернулась уже совсем поздно ночью. Артём был с ней весь вечер, шутил, снова читал стихи и совершенно очаровал Василису. Она поднялась по ступенькам, попросив у Ниночки воды и приятно удивившись, узнав, что тазик водой уже у неё в комнате. Ниночка суетилась, зажигая светильник, подавая полотенце, осведомляясь , не пожелает ли Василиса ещё чего-нибудь. Но, видимо, больше для порядка, потому что Василиса Елисеевна, как всегда, умылась, отослала Ниночку и легла в кровать, довольно скоро заснув.

Василису разбудил противный пикающий звук. Оно поморщилась сквозь сон, перевернулась на другой бок, но звук никуда не исчез. Василиса даже попробовала накрыть голову подушкой, но въедливый писк пробивался даже через неё.

-Ниночка! Нина! – не выдержала Василиса Елисеевна – Нина, где ты?

Но на зов никто не явился, хотя обычно Ниночка прибегала сразу после первого оклика.

-Чёрт знает, что творится! – в сердцах бросила Василиса, садясь на кровати и поворачиваясь в сторону звука.

Около обычного раскладного дивана стоял обычный маленький столик, на котором требовательно пищал телефон. Василиса огляделась. Стол и стулья, тоже раскладные, лёгкие белые шторы, за окном фонарь серые многоэтажки…

Василиса взяла телефон. Звонила Ася Шеленкович.

-Вася? Васька, слушай ,приезжай сегодня к нам, снова Тёмку увидишь, да и Катька будет с Митей и Сёмушкой…Дашутка тебя ждёт давно! Приедешь? – затрещала в трубку Ася.

Василиса устало ответила, что она приедет. Повесила трубку. И почему-то ей захотелось плакать.

Вечером, у Аси, Артём читал Вольтера, шутил и совсем очаровал Василису. Люди у Аси всегда были уютные, с добрыми, светлыми глазами. Смеялись дети, бегая из комнаты в комнату. Взрослые тоже смеялись, на свои взрослые темы. Артём называл Ваську «Василиса Елисеевна» и приглашал с ним станцевать мазурку. И они танцевали, а Ася играла на фортепиано.

И всё было так знакомо, так хорошо и весело, что Василиса чуть снова не расплакалась, но уже от счастья. Как ей повезло, что у неё есть такие люди, которые могут всегда, неважно в какое время, сохранить в себе этот огонёк радость в глазах, это детское счастье, эту любовь к жизни.