Представителям европейских государств, где пытаются запретить изучение творчества Достоевского и других российских и советских писателей, не надо забывать, надо знать, что российская и советская литература являются частью мировой литературы, частью мировой культуры.
В этой работе я расскажу в краткой форме про двух россиян, которых знаю лично. За достоверность информации, как говорят, гарантирую. Первого россиянина я назову Игорем, а второго героя моей статьи я назову Вероникой.
- Мэг, очнись! Тебя спрашивают! – громкий шепот Джека выдернул меня из состояния, в котором я пребывала все утро. Наверное, профессор повторил вопрос несколько раз, потому что на меня глазела вся аудитория. Но мне было все равно.
- Мисс Кловер, - профессор мифологии, мисс Крейн (прим. "цапля"),
соответствовала своему имени – худая, с очень длинной шеей и круглыми
очками на крючковатом носу. Сейчас она склонилась надо мной, расставив в
стороны острые локти, – я полагаю, вы осведомлены о каббалистической
традиции лучше меня? - Простите, мэм. Сейчас мне было не до
лекции. Вчера разрушилась вся моя жизнь. У меня был парень, о котором
можно было только мечтать – лучший игрок университетской футбольной
команды, красивый блондин, а в придачу еще и наследник немалого
состояния. И Шон не был тупым качком, как некоторые – он мог очаровать
кого угодно своим остроумием, да что там, ему стоило только кивнуть, и
все вешались ему на шею. Я была такой дурой, что поддалась его обаянию.
Когда я узнала, что у нас будет ребенок, то надеялась на реакцию,
отличную от равнодушного «Возьми деньги на аборт». Конечно, я
отказалась. Сперва я даже не поверила, что все происходит со мной, на
самом деле. А Шон умыл руки, сказав, что «всей этой драмой сыт по
горло». Что делать, я не знала. Как всегда, мне позвонил Джек, и
впервые я позволила ему подвезти меня до колледжа. Джек Картега –
стипендиат и помощник библиотекаря, иными словами, типичный ботан, каких
используют в качестве груши для битья. Он отчаянно стыдился своего
итальянского происхождения, что не придавало ему уверенности. С первого
дня появления в колледже он ходил за мной хвостом и порядком раздражал,
потом я начала использовать его как ходячую энциклопедию, а сейчас
поняла, что он единственный человек, кому я могу рассказать о своих
проблемах. Когда пара, наконец, закончилась, стало понятно, что о
нашем разрыве с Шоном знают все. Девушки из группы поддержки во главе со
своей альфой – Сэнди Стайлз - злорадно посмеивались, глядя в мою
сторону. Сэнди тоже была звеном в бесконечной череде жертв Шона. - Он тебя не стоит, - говорил Джек по дороге в столовую. – Хочешь, уйдем, посидим в кафе… - И ты готов пропустить свою любимую тригонометрию? У меня в это время был класс европейской литературы, на который я бы с легкостью не пошла. - Есть вещи поважнее, например, твое душевное состояние. И мы направились к его старому фордику, стоящему на краю парковки. - Так что ты решила? – спросил Джек, когда я ковыряла салат «Цезарь» в дешевой забегаловке. - В смысле? - Будешь оставлять ребенка?
Вчера я звонила родителям в Техас, и они в один голос заявили, что «еще
один дармоед им не нужен». Под первым они, вероятно, подразумевали
меня. Зарплаты официантки с трудом хватало на оплату обучения и съем
квартиры, на ребенка у меня не было ни денег, ни времени…Конечно, я
могла родить и отдать в социальные службы, где его пристроят в
какую-нибудь счастливую и бездетную семью, но пришлось бы бросить
работу, учебу…Это бы перечеркнуло все мое будущее…Выбор был сделан.
Я слышала неземную, воздушную, а от этого жутковатую музыку,
рассыпающуюся хрусталем под крошечными молоточками ксилофона. Теперь
какие-то голоса…все громче… - Она не сказала, что у нее аллергия на деприван. - Кажется, она приходит в чувство!
Я с трудом открыла глаза – множество эластичных трубочек, из-за которых
не пошевелить рукой, мониторы, препараты, суетящиеся врачи. А потом
пришло чувство опустошения и осознания того, что сделанного уже не
вернуть, как невозможно расторгнуть сделку с собственной совестью. Они
сказали, что я могла не очнуться после этого наркоза…что мне повезло
отделаться бесплодием. А значит, надо жить дальше. Я сильная, я смогу.
Через два дня я вернулась домой. Жизнь шла своим чередом – устраивались
вечеринки, межуниверситетские соревнования, поджимали сроки сдачи
дипломной… Но все проходило словно сквозь меня – я выполняла свою
социальную роль скорее по инерции. И я бы не справилась без Джека – он
помогал всем, чем мог. А через неделю после случившегося Шон прислал цветы с извинениями.
- У него не хватило смелости встретиться лично, - презрительно
прокомментировал Джек, отрываясь от приготовления бульона – два дня я
ничего не ела, и друг решил взять мое питание под свой контроль.
Конечно, я не собиралась вновь сходиться с Шоном – кто предал однажды,
уже переступил черту. Сейчас я могла признаться самой себе, что всегда
знала, кто он. Но наивно думала, что смогу его перевоспитать. Я
апатично щелкала по развлекательным каналам, и не смогла переключить
рекламу, в которой счастливая семья - мать, отец и два розовощеких
отпрыска - пьет сок за завтраком. - Мэг, твой бульон. - Спасибо.
Сегодня я заснула удивительно легко - между сном и реальностью лилась неземная мелодия колыбельной и раздавался детский смех…
Когда мы приехали в колледж, территория была оцеплена полицией. Машины разворачивались, не доезжая до парковки. - Что случилось? – спросила я у офицера, стоящего у ленты заграждения. - Мисс, вы не должны здесь находиться! Идет расследование! - Это Шон… - донеслись до меня встревоженные крики. Эштон Синклер, мой одногруппник, опустил стекло и высунулся наружу: - Его нашли мертвым в тренажерке, там он всегда качался перед парами. Говорят, на нем 30 ножевых ранений! - Заткнись, его задушили, - перебил местный игрок, Эндрю, фамилию которого я никак не могла запомнить - его отец был русским. - Думайте лучше о том, кто его убил! - пропела Сэнди, подошедшая к нам в сопровождении своей «свиты», - Он все еще на свободе!
Как бы зла я ни была на Шона, я не желала ему смерти. И Сэнди была
права. По позвоночнику прошел холодок. На месте Шона мог быть кто
угодно, любой из нас…Я непроизвольно сжала руку Джека. Он усадил меня
обратно в машину: - Уезжаем.
Весь день я не могла выкинуть
из головы это убийство. Джек пытался меня отвлечь, мы посмотрели пару
новых фильмов, но отрешиться от всего я смогла только во сне. Вновь
звучала невесомая музыка, звонкие детские голоса и смех, в котором мне
послышались – возможно, только послышались, - нотки жестокости. Я проснулась от телефонного звонка - Джек сообщал, что Сэнди нашли мертвой в своем собственном доме. - Официальная версия, что это самоубийство – многие считают, что она до сих пор влюблена в Шона, но…
Да, я понимала. Даже нервно оглянулась – воображение превратило осенний
плащ, мирно висящий на вешалке, в фигуру незнакомца. Мне всюду
мерещились шаги, я вздрагивала от собственной тени, только с приходом
Джека стало спокойнее. Но вечером была моя смена в баре, и так как быть
уволенной я не хотела, пришлось идти. Джек не пустил меня одну, и среди
персонала поползли слухи о том, что у меня новые отношения. С Джеком?
Смешно! - Не скажи, - возразила Хэлен, полноватая официантка лет тридцати пяти, - Он так на тебя смотрит… - Мы просто хорошие друзья.
- Поверь мне, дружбы между мужчиной и женщиной не бывает, всегда
наступает момент, когда одному из вас этого становится недостаточно. - Ладно, мне нужно обслужить столик. Я отмахнулась от слов Хэлен, как от назойливой мухи. Быть может, это правда, но не в моем случае…
Этой ночью я бежала по небу, почти не касаясь облаков босыми ногами,
белое платье развевалось на ветру. Я бежала на детский плач, отчаянный,
захлебывающийся… Я уже здесь, не плачь, мой маленький…мама рядом…иди ко мне, родной…я никогда тебя не брошу…
На следующий день мне было плохо. Я через силу поднялась с постели с
предчувствием чего-то скверного. И оно подтвердилось, не успела я
сделать апельсиновый фреш и бросить на сковородку яйца с беконом.
Позвонили из полиции. - Мисс Кловер, будьте добры зайти в участок, мы зададим Вам пару вопросов. - Это насчет Шона и Сэнди? Но я ничего не знаю… - Мы просто следуем протоколу, не стоит беспокоиться. Через полчаса, в участке. - Отпустите его! Он не мог этого сделать! Невероятно. Они обвиняют Джека – тихого, робкого Джека, – в убийстве Шона, Сэнди и еще какой-то женщины!
- Я понимаю, что он Ваш друг, - говорил офицер, сидя за столом
напротив, - но его поймали на месте преступления, так что постарайтесь
отбросить эмоции и ответить на вопросы. Если нужно, выпейте воды. - Нет, спасибо.
Он задавал странные, логически не связанные вопросы, на первый взгляд,
вообще не относящиеся к Джеку. К счастью, это не продлилось долго. - Могу я его увидеть?
Нехотя меня впустили в камеру к Джеку. Он был взлохмаченный, худее, чем
обычно, его глаза были безумными. Казалось, он видел то, что скрыто от
остальных. - Джек, скажи, что ты этого не делал! - Отпусти его. - Кого? Джек, о чем ты? Что с тобой случилось? Он резко встряхнул меня за плечи. Тут же вбежал офицер: - Все в порядке? - Да…да..
- Мэг, ты не вернешь ребенка к жизни, ты должна оставить в прошлом все,
что с тобой произошло! и да-ДА! – он с вызовом посмотрел на
полицейского, – я сделал это! Господи, нет… Ничего не видя перед собой, я выбежала из камеры и налетела на стол, смахнув несколько бумаг.
- Простите, - я нагнулась за документами и протянула офицеру. Мой
взгляд задержался на фотографии последней жертвы – ее лицо показалось
смутно знакомым.
Следующие несколько дней были сплошным кошмаром – суматоха вокруг признания Джека, суды и приговор – инъекция смерти.
Желающих наблюдать за исполнением смертного приговора было немного.
Почти всех я знала по колледжу. Единственной незнакомкой была женщина в
сером плаще. Она с ненавистью смотрела на Джека, тело которого было
зафиксировано в вертикальном положении широкими ремнями, а когда
повернулась ко мне и представилась Амандой Грейс, у меня упало сердце…Я
все вспомнила…
Больничная палата, пробуждение от анестезии, лицо женщины в белом халате, Миранды Грейс… Убитая была моим врачом!!!
Неужели Джек убивал всех, кто прямо или косвенно поспособствовал моей депрессии?
Истекали последние секунды его жизни. - …А сейчас мистеру Картега будет дано последнее слово. Джек встрепенулся, дернул головой, и его взгляд, гораздо более осмысленный, чем вчера, остановился на мне. - Мэг, я люблю тебя…
Не помню, как я вернулась в свою квартиру. Меня бросало то в жар, то в
холод, в голове слабо вспыхивала какая-то мысль, но ускользала, как
только я пыталась за нее уцепиться. В памяти прокручивались события,
начиная от разрыва с Шоном, а потом…сердце пустилось в бешеный галоп.
Я никому не говорила, в какой клинике буду делать аборт, даже Джеку. Он
не мог этого знать… Каким образом его «застали на месте преступления»? Он говорил такие странные вещи в камере… «Отпусти его…ты не вернешь ребенка к жизни…»
Сплошным потоком хлынули воспоминания, до этого дня приглушенные
ангельской колыбельной: неконтролируемая ярость, нападение на Шона,
Сэнди, мисс Грейс…Джек, отчаянно пытавшийся меня остановить…бедный,
бедный Джек…
Главная
Регистрация
Вход
RSS
