Проза

Первый раз этот паренёк появился в моей жизни, когда мне было двадцать девять лет, а ему шесть.
Модные джинсы, футболка с Микки Маусом, жилет в тон джинсам. Этакий маленький стиляга, который неуловимо походил на меня самого в детстве: такой же спокойный и не по возрасту серьёзный. Засунув руки в задние карманы джинсов, он стоял возле кровати и внимательно меня разглядывал. Увидев, что я проснулся, посетитель по-хозяйски, бесцеремонно уселся на краешек кровати и деловито спросил:
- Ты как?
Сосредоточенный вид забавного мужичка заставил меня улыбнуться:
- Да ничего, вроде.
Паренёк удовлетворённо и вместе с тем важно, кивнул головой, потом достал из кармана жилетки «Сникерс» и положил мне на грудь:
- Это - тебе.
Всякое движение давалось мне тогда тяжело, поэтому попытка взять гостинец оказалась неловкой. Батончик соскользнул на пол. Паренёк поднял конфету и спросил:
- Сейчас хочешь?
Разговаривать лёжа было не совсем удобно. Стараясь не вскрикнуть, чтобы не напугать юного визитёра, я с трудом приподнялся, пытаясь принять соответствующее важной беседе положение, повернулся на бок и подпихнул подушку под локоть. Выдохнув сквозь стиснутые зубы, и тщательно прикрыв больничным одеялом повязку со следами крови, я расслабился. Мальчуган заботливо подоткнул край одеяла и заявил:
- Лежал бы уже. Я что: не смогу фантик снять, что ли? А есть и лёжа можно.
Его рассудительность меня рассмешила донельзя, но я сдержал смех, боясь нечаянно обидеть это сероглазое чудо.
- Давай напополам? - предложил я ему и, заметив у посетителя сомнение в необходимости такого действия, добавил - Вдвоём всяко вкуснее есть!
Мальчишка секунду подумал, разломил батончик и протянул мне половину, целиком запихнув себе в рот оставшуюся часть. Несколько минут мы сосредоточенно жевали шоколадно-ореховый, приторно сладкий заморский бренд. Паренёк лопал, с удовольствием причмокивая, а я проглотил липкий комок, едва не подавившись сомнительным лакомством. Полстакана воды кое-как смыли с зубов наглухо прилипшие к ним орехи и притупили навязчивый карамельный привкус. Вернув пустой стакан на прикроватную тумбочку, я пояснил внимательно наблюдающему за мной мальчугану:
- Знаешь, брат, наш шоколад всё же повкуснее будет.
Паренёк сдвинул к переносице брови, слизнул с пальцев остатки батончика, и задумчиво почмокал губами, после чего недоверчиво спросил:
- Уверен?
Его важность была настолько комична, что мне снова с трудом удалось сдержать смех. Придав лицу самое серьёзное выражение, на какое только был способен тогда, я утвердительно кивнул головой и для пущей убедительности подчеркнул своё заявление жестом, сложив пальцы в знак «ок»:
- Абсолютно!
Заинтересованно поглядывая, посетитель повторил жест, и довольно улыбнулся:
- Ладно, я потом проверю.
Кивком, указав на тумбочку, я предложил:
- Не вопрос, можешь прямо сейчас это сделать. Возьми там, на верхней полке.
Не заставив себя уговаривать, сообразительный мальчуган нырнул в недра тумбочки и появился перед моими глазами, уже откусывая приличный кусман от большой плитки горького шоколада «Цирк». Проглотив тщательно пережёванный кусок, он опять нахмурил брови, поднял глаза в потолок и причмокнул несколько раз. Видимо, не поняв разницы во вкусах, он вздохнул, пожал плечами и нацелился откусить второй, побольше, но лукаво прищурившись, вдруг спросил:
- Чего не спрашиваешь: слипнется у меня где-нибудь или нет?
Уже не сдерживаясь, я громко расхохотался, что в моём положении было чревато: неловкое движение заставило подушку предательски вынырнуть из-под локтя и шлёпнуться на пол. От неожиданной смены положения швы на груди отозвались такой болью, что перехватило дыхание и потемнело в глазах. Не в состоянии пошевелиться, я ждал, когда мучительный спазм утихнет, уверенный, что паренёк убежал, напугавшись моего мертвецки побледневшего лица и открывшихся взгляду бинтов, поэтому очень удивился, когда почувствовал, как маленькие тёплые ручонки, осторожно подпихнув подушку, помогают мне лечь. Потом он присел рядом, взял в свои ладошки мою руку и затих. Минут через десять боль успокоилась настолько, что я смог вздохнуть свободнее и открыть глаза.
Мальчуган неподвижно сидел на месте, не сводя с меня внимательного взгляда. Когда я улыбнулся и подмигнул ему, он с заметным облегчением выдохнул:
- Я уже хотел позвать кого-нибудь.
- Обойдёмся, - сказал я. И, неожиданно для себя, состроив кислую гримасу, пожаловался ребёнку: - Мне эти лекари и так надоели...
И снова удивился, когда он абсолютно точно и чутко уловил моё настроение:
- Ещё бы! Вон у тебя бинтов как много!
Абсолютно безбоязненно он коснулся пальчиком повязки и наклонился совсем близко. Я смотрел ему в глаза и словно тонул в собственном отражении. Вне всякого сомнения, у нас были одинаковыми не только серебристо-металлический цвет радужки, но и серьёзное, не по-детски болезненное выражение сочувствия и понимания. Пожалуй, больше ничего не делало нас похожими, но этого было достаточно, чтобы мгновенно прикипеть к чужому ребёнку всей душой.
А юный визитёр, продолжая выражать искреннюю поддержку, ласково гладил меня по щеке своей маленькой, пахнущей шоколадом ладошкой, и деловито возмущался:
- И уколов, наверное, тоже много делают! Им же только повод дай - заколют!
- Ты даже не представляешь, насколько! - вполне серьёзно ответил я. Продолжая сочувствующе кивать головой, мальчуган вдруг хитро улыбнулся:
- Хочешь секрет скажу?
- А то! Спрашиваешь!
- Папка сказал, что ты уже вне опасности, а это значит - скоро домой выпишут.
Неожиданная догадка мелькнула у меня в голове. Я всмотрелся в посетителя и, уже практически уверенный в его ответе, спросил:
- Тебя как зовут? Сашка?
Мальчуган, спрятав улыбку за хитрым прищуром, лукаво покачал головой и гордо выпалил:
- Нет. Алекс!
Вот так я познакомился с сыном талантливейшего хирурга, доктора, который в прямом смысле вытащил меня тогда с того света. Ироничный Док отпустил свою единственно желанную женщину, смирившись с положением третьего лишнего, и женился на первой же забеременевшей от него девице, назвав сына именем соперника. Моим именем.