Проза

ОДИНОЧЕСТВО НЕБА

ЭТЮД В РИТМЕ BLUES

I

Небо было старым и скучным – как сон паралитика …

Словно навек измученное застарелым дождём, оно нависало над притаившимся в комок городом и тяжело вздыхало…

Где-то глубоко внизу – словно упавшие вверх тормашками марионетки – кувыркались фигурки людей - отражаясь в стеклах луж и витрин – искажаясь до самонеузнаваемости…

Город дышал осторожно и жадно – как загнанная лошадь, ожидающая выстрела – продолжая жить словно по инерции, в силу древней привычки, переданной ему по наследству стёршихся в пыль веков.

В кафе пили чай или кофе – ленивые наблюдатели, спрятавшиеся под крыльями птичьих крыш, курившие трубки и сигареты, читающие давно устаревшие новости в подмоченных газетах, безнадёжно ждущие перемен погоды.

Из распахнутого настежь окна на втором этаже старинного кирпичного дома – прямо над кафе - играла музыка: «Come change my world…» – хриплый голос лился в унисон дождю - на одной с ним ноте – и зелёные занавески в окне вылетали наружу при каждом порыве ветра - словно пытались вырваться из каменного плена и под звуки блюза – пролетев над удивлённым городом – раствориться в тяжести неба, придав ему немного минорной лёгкости.

Торговля в магазинах замирала и скучающие продавцы толпились у залитых потоками воды витрин, обсуждая между собой разные пустяки.

Автомобили и автобусы – словно гигантские жуки-плавунцы – жадно урча горячими моторами, рассекали по воде - заставляя не успевших укрыться от дождя - и без того промокших до нитки прохожих - испуганно отскакивать в стороны.

Пассажиры автобусов прижимали лица к стёклам, пытаясь не пропустить свою остановку и напоминали космонавтов, удивлённо-испуганно глядящих в иллюминаторы на неведомую планету, высадка на которую им предстояла.

Продавец воздушных шаров – толстый мужчина в голубых джинсах и клетчатой рубашке – спрятал свою пёстро раскрашенную тележку под кроной огромного дерева возле старой церкви и с беспристрастным спокойствием наблюдал, как оторванный ветром с гирлянды оранжевый шар кружил над крышами – словно игрушечное солнце, на которое - кроме него - никто не обращал внимания…

Заигравшиеся во дворах дети носились босиком по скользким лужам, пускали кораблики или рассекали по образовавшимся ручьям на велосипедах.

На углу двух маленьких, кривых – как судьба – улиц, старый нищий в грязном плаще кормил мокрую бездомную собаку какими-то объедками, добытыми себе на ужин, гладя её по длинным висячим ушам, молча рассказывая ей свою жизнь.

Две лесбиянки – невзирая на погоду – целовались прямо на середине опустевшей улицы – словно только и ждали этого случая – глотать тёплый дождь вместе с солёными поцелуями - намокая от воды и желания…

Уличный музыкант – юноша лет двадцати – играл в подворотне, покинув своё привычное место на тротуаре - для немолодой проститутки, потерявшей распуганных дождём – и без того редких - клиентов и какого-то забулдыги, который похмелял себя прямо из бутылки, иногда уходя вглубь подворотни, чтобы помочиться и – вернувшись – хлопал в ладоши, прищурив пьяные глаза и слегка высунув кончик грязного языка – словно кого-то дразнил.

Испанская гитара звучала так, словно музыкант заклинал - это небо и дождь и всех этих людей – каким-то неведомым заклятьем.

Он играл просто так - разговаривая сам с собой и теми, кто ещё мог его слышать – не ожидая никакой награды за свою музыку - кроме шума стекавшей с крыш воды и редких брызг, долетавшим к его ногам.

Город – словно огромный ржавый корабль – рвал на ветру свои паруса, никуда не двигаясь - заливаемый дождём и засыпаемый временем…

Он грузно дрейфовал на мели, предоставив команду её собственной судьбе – выплывать в одиночку - и уже давно видел сны, в которых небыло ни глубины, ни моря…

II

А на старом, полусгнившем от времени фонарном столбе – намокший, с почти расплывшимися чернилами – висел листок - который никто не читал - с написанными от руки строчками, посвящёнными неизвестно кем и неизвестно кому:

Я могу показать Тебе небо –

Когда оно спит

И не знает –

Что Ты на него смотришь…

Ты можешь взять его в руки -

Осторожно погладить бархат его изнанки,

Стряхнуть пыльцу звёзд

Или лёгким дыханием сдуть с него облака…

И унести это небо с собой…

А дома –

Повесить его на стену

И каждый день любоваться…

И тогда у Тебя будет -

Только Твоё небо…

Которого больше нет -

Ни у кого…

III

Жизнь текла - промокая насквозь - уносимая в сточные люки и канавы, смешиваясь с сорванной ветром листвой и грязью, впитываясь в землю и трещины асфальта – как в огромную губку…

Небо продолжало стареть и медленно сворачиваться внутрь себя – одиноко распластанное над собственной невольной прихотью – словно пианист над роялем, исполняющий фугу причудливо рассыпанным в зале зрителям – оно пахло серо-голубым тревожным цветом – в котором только сумасшедший художник мог предсказать радугу…

***