Проза

Тринадцатого февраля тысяча девятьсот сорок первого года в семье доярки Марии Федоровны и скорняка Николая Петровича Малаховых в деревеньке под Рязанью родилась девочка Нина. И было у нее три брата и пять сестер. А четыре месяца спустя началась война. Тогда еще не Великая, не Отечественная. Просто война. Пять букв алфавита, которые складываются в ужасное слово. Слово, которое на четыре долгих года тяжелыми тучами повисло над страной. Слово, которое и сейчас эхом проносится над нами. В середине лета ушел на фронт Николай Петрович. А уже в начале осени в дом Малаховых постучала почтариха. Молча сунула в руки бумагу и  не глядя в глаза ушла. Похоронка. Остаться в тридцать шесть лет вдовой с девятью детьми. Младшей – всего полгода. А куда деваться? Хорошо, что хоть старшему сыну уже 17 – мужчина, помощник в хозяйстве. Да дочери 15 – есть, кому за сестричкой приглядеть. Весной сорок второго уходит на войну старший сын - Семен. Осенью - забирают старшую дочь – Клаву – рыть окопы, противотанковые рвы под Москвой. Зимой пала корова. Весной сорок третьего года тяжело заболела и умерла пятилетняя Таня.

А вы знаете, что такое работать дояркой? Рабочий день начинается в пять утра, а фактически и раньше, потому что нужно позаботиться о детях. С пяти и до девяти утра нужно подоить вручную(!) 25 – 30 коров, сдать молоко и бегом домой. Что-то сделать по дому и бегом назад. Потому что к полудню коров пригоняет пастух и их опять нужно доить. В четыре – бегом домой вновь к своему хозяйству и детям. А в восемь вечера уже вечерняя дойка – до полуночи . И так семь дней в неделю, триста шестьдесят пять дней в году. В войну им отпусков не давали. Хлеб из отрубей, сушеного конятника и лебеды, картошка, грибы, овощи которые выращивали на огородике, иногда яйца (если оставались после сдачи государству) - вот из чего состоял их рацион в те дни. Иногда, Мария Федоровна приносила тайком кружку молока. Тайком, потому что могли и расстрелять.
Весной сорок четвертого вернулась Клавдия. Но если от нее весточки в дом приходили регулярно, то от Семена писем уже давно не было. 
Весна сорок пятого. Из репродуктора, который висел у сельсовета, жители деревни узнали о городах София, Прага, Варшава, Белград. И Берлин.

День Победы!

 Стали возвращаться с войны мужчины – отцы, мужья, братья. Пришел и Семен. Седой. Высохший. С трясущейся головой. Двадцатидвухлетний старик. Но живой! Только  у войны были другие планы. Она продолжала собирать свой урожай. Через полтора года она таки дотянулась до Семена своей костлявой рукой.
Я не знаю всех подробностей войны. Семен так и не смог рассказать никому о том, где воевал, в каких боях участвовал, до каких мест на карте  дошел – при одном только воспоминании о войне у него начинала болеть голова. Когда я пробовал спрашивать о войне бабушку – она после нескольких фраз начинала плакать. А мама – Нина Николаевна Малахова в эти дни, когда наступают самые короткие ночи, иногда рассказывала о том, как перед уходом на войну ее на руки взял отец. Прижал к колючей шинели и поцеловал в макушку. И от него сильно пахло махоркой и она даже чихнула. Я понимаю, что в свои четыре месяца от рождения она не могла этого запомнить. Да и шинели,  скорее всего на деде Николае не могло быть. Возможно, она путает и это брат Семен прижимал и целовал ее, вернувшись с войны. Но я не говорю матери о своих размышлениях. Потому что это ее «воспоминание» – единственное, что она помнит о своем отце.