Тринадцатого февраля тысяча девятьсот
сорок первого года в семье доярки Марии Федоровны и скорняка Николая Петровича
Малаховых в деревеньке под Рязанью родилась девочка Нина. И было у нее три
брата и пять сестер. А четыре месяца спустя началась война. Тогда еще не
Великая, не Отечественная. Просто война. Пять букв алфавита, которые
складываются в ужасное слово. Слово, которое на четыре долгих года тяжелыми
тучами повисло над страной. Слово, которое и сейчас эхом проносится над нами. В
середине лета ушел на фронт Николай Петрович. А уже в начале осени в дом
Малаховых постучала почтариха. Молча сунула в руки бумагу и не глядя в глаза ушла. Похоронка. Остаться в
тридцать шесть лет вдовой с девятью детьми. Младшей – всего полгода. А куда
деваться? Хорошо, что хоть старшему сыну уже 17 – мужчина, помощник в
хозяйстве. Да дочери 15 – есть, кому за сестричкой приглядеть. Весной сорок
второго уходит на войну старший сын - Семен. Осенью - забирают старшую дочь –
Клаву – рыть окопы, противотанковые рвы под Москвой. Зимой пала корова. Весной
сорок третьего года тяжело заболела и умерла пятилетняя Таня.
А вы знаете, что такое работать дояркой?
Рабочий день начинается в пять утра, а фактически и раньше, потому что нужно
позаботиться о детях. С пяти и до девяти утра нужно подоить вручную(!) 25 – 30
коров, сдать молоко и бегом домой. Что-то сделать по дому и бегом назад. Потому
что к полудню коров пригоняет пастух и их опять нужно доить. В четыре – бегом
домой вновь к своему хозяйству и детям. А в восемь вечера уже вечерняя дойка –
до полуночи . И так семь дней в неделю, триста шестьдесят пять дней в году. В
войну им отпусков не давали. Хлеб из отрубей, сушеного конятника и лебеды,
картошка, грибы, овощи которые выращивали на огородике, иногда яйца (если
оставались после сдачи государству) - вот из чего состоял их рацион в те дни.
Иногда, Мария Федоровна приносила тайком кружку молока. Тайком, потому
что могли и расстрелять.
Весной сорок четвертого вернулась Клавдия. Но если
от нее весточки в дом приходили регулярно, то от Семена писем уже давно не
было.
Весна сорок пятого. Из репродуктора, который висел
у сельсовета, жители деревни узнали о городах София, Прага, Варшава, Белград. И
Берлин.
День Победы!
Стали возвращаться с войны мужчины – отцы,
мужья, братья. Пришел и Семен. Седой. Высохший. С трясущейся головой.
Двадцатидвухлетний старик. Но живой! Только у войны были другие планы. Она продолжала
собирать свой урожай. Через полтора года она таки дотянулась до Семена своей
костлявой рукой.
Я не знаю всех подробностей войны. Семен так и не
смог рассказать никому о том, где воевал, в каких боях участвовал, до каких
мест на карте дошел – при одном только
воспоминании о войне у него начинала болеть голова. Когда я пробовал спрашивать
о войне бабушку – она после нескольких фраз начинала плакать. А мама – Нина
Николаевна Малахова в эти дни, когда наступают самые короткие ночи, иногда
рассказывала о том, как перед уходом на войну ее на руки взял отец. Прижал к
колючей шинели и поцеловал в макушку. И от него сильно пахло махоркой и она
даже чихнула. Я понимаю, что в свои четыре месяца от рождения она не могла
этого запомнить. Да и шинели, скорее
всего на деде Николае не могло быть. Возможно, она путает и это брат Семен прижимал
и целовал ее, вернувшись с войны. Но я не говорю матери о своих размышлениях.
Потому что это ее «воспоминание» – единственное, что она помнит о своем отце. |