Приветствуем! |
|---|
| 
|
Блог |
|---|
 Достоевский ни в чём не виноват!Категория: Критические статьи![Нажмите для увеличения картинки]() Представителям европейских государств, где пытаются запретить изучение творчества Достоевского и других российских и советских писателей, не надо забывать, надо знать, что российская и советская литература являются частью мировой литературы, частью мировой культуры. Добавил: Васил Про двух россиянКатегория: Познавательно-развлекательное![Нажмите для увеличения картинки]() В этой работе я расскажу в краткой форме про двух россиян, которых знаю лично. За достоверность информации, как говорят, гарантирую. Первого россиянина я назову Игорем, а второго героя моей статьи я назову Вероникой. Добавил: Васил
|
Соцопрос |
|---|
Сколько Вам лет?
Всего ответов: 126
|
|
Проза
Сумасшедшие фрукты
(начало)
"Игроку всего тяжелее перенести не то, что он проиграл,
а то, что приходится прекращать игру"
Мадам де Сталь.
Я тогда был молодым специалистом и проходил интернатуру у ещё малоизвестного в то время доктора Самуэля Стоуна, в его психиатрической клинике в Филадельфии, штат Пенсильвания.
Большую часть времени мы, молодые врачи, корпели над стопками папок с описаниями текущих и архивированных историй болезней пациентов нашей клиники: читали, изучали, зубрили -- набирались опыта правильно и точно диагностировать болезни. Особенно важным в нашей работе является умение распознать расстройство во время первичных собеседований, или "допросов", как мы их называли, дабы в дальнейшем точно классифицировать заболевание и затем подобрать правильный, а главное -- результативный, курс лечения с применением соответствующих лекарственных препаратов. "Особенно важным опытом, -- постоянно напоминал нам Стоун, -- для точной диагностики расстройства, если таковое будет иметь место, вам послужит практика личной беседы с пациентом, впервые обратившемся за помощью". Потому мы были частыми гостями в кабинете доктора Стоуна, когда он проводил такие беседы лично.
Как вчера помню тот день, когда к нам обратился Луис Родригеш Диаш. Именно я накануне принимал его звонок и записал на приём к доктору. Именно тогда, разговаривая с ним по телефону, я впервые ощутил укол какой-то непонятной тревожности, вдруг ни с того ни сего возникшей у меня: появилось ощущение сродни тому, когда возникает ни чем не обоснованное предчувствие какой-то беды. Вроде и голос его был приятным, хотя немного дрожал от волнения, вроде ничего такого странного и необычного в нашем диалоге не прозвучало -- обычная формальность: имя, адрес, номер телефона... Но вот почувствовал я во время разговора, что этот пациент привнесёт что-то новое в нашу -- либо мою -- размеренную жизнь своим появлением. И что-то не радостное. Но что? Жалобу напишет, потому что мы неверно поставим диагноз? А может он в порыве бешенства ранит доктора или, хуже, -- он убьёт его? О, нет! Не хотелось бы думать о таком. Что же касается самого Диаша, единственное, что беспокоило его самого больше всего в тот момент, так это анонимность. Он раза четыре за время нашего пятиминутного разговора настоятельно просил о полной конфиденциальности своего визита в клинику.
Луис Родригеш Диаш явился точно в назначенный час. Это был молодой человек двадцати восьми лет. Слегка смуглая кожа лица и кистей рук, плюс лёгкий акцент, выдавали в нём испанское происхождение (как в последствие выяснилось, он был португальцем). Опрятно одетый, аккуратно подстриженный, он на первый взгляд не производил впечатления человека, страдающего психическим расстройством. Лишь напряжённая маска лица и настороженный взгляд выдавали его внутреннее переживание. Ну, а кому удавалось скрыть беспокойство при посещении кабинета психиатра? Это и понятно: не каждый по своей воле готов прийти к нам самостоятельно, признавая себя, выражаясь языком обывателя, душевнобольным. Тут уж не до улыбок и шутовства. Но Диаш держался молодцом. Строгие тёмные глаза оценивающе осмотрели интерьер кабинета, потом изучили меня и остановились на докторе Стоуне. Психиатр предложил гостю расположиться как тому будет комфортно: на кушетке или в кресле. Диаш выбрал кресло. Сел, стал ожидать вопросов доктора. Моё место находилось у противоположной стены, где я сидел за небольшим столиком, наблюдая за ними сбоку. Это место служило чем-то вроде чайно-кофейного уголка: на нём располагались пачки чая, кофе, сахарница, чашечки и массивная кофе машина, занимающая почти треть всей поверхности стола.
После нескольких дежурных реплик про политику и погоду, доктор, как бы невзначай, перешёл к делу:
-- Что вас, мистер Диаш, в столь прекрасный летний день заставило посетить наш угрюмый мир?
Ответ последовал незамедлительно, словно Диаш только и ждал этого момента, когда его спросят об этом. И ответ был столь неожиданный и необычный, что лично меня поставил в ступор:
-- Фрукты.
-- Фрукты? -- переспросил доктор, при этом не поведя и бровью, и не отрывая глаз от журнала, в котором с невозмутимым видом продолжал делать пометки. -- Какие фрукты?
-- Сумасшедшие, -- словно скаут, отчеканил Диаш и посмотрел на нас, оценивая нашу реакцию. -- Сумасшедшие фрукты.
-- А как вы определили, что они, гм, того... сумасшедшие? -- Только теперь доктор посмотрел на пациента.
-- Потому что нормальные фрукты и овощи так себя не ведут...
-- А как же, по-вашему, нормальные должны себя вести?
-- Нормальные преспокойненько дожидаются на прилавках магазинов, на полках холодильников своей закономерной участи -- быть нами съеденными и оказаться в наших животах, не так ли? -- Доктор в знак согласия кивнул и в то же время пожал плечами, видимо пытаясь уловить ход мыслей Диаша. -- Нормальные фрукты не пытаются нанести вред человеку, а тем более его шантажировать... Они не должны так себя вести, они просто не могут вести себя так...
-- Как? Как они не должны себя вести? -- уточнил доктор. Я, признаться, уже был заинтригован необычным началом беседы.
-- Вам может показаться это смешным... Вы небось каждый день выслушиваете подобный бред, что там говорить. Но только у меня не бред, и крыша моя не поехала. Фрукты, доктор, на самом деле сумасшедшие, хотите верьте, хотите -- нет.
-- Как это проявляется, э-э... -- Стоун посмотрел в анкету, -- Луис. Позвольте обращаться к вам по имени? -- Диаш утвердительно кивнул.
-- Они пытаются меня убить. -- Диаш сглотнул. Стоун оставался невозмутимым, будто к нам через день обращаются с жалобами на свихнувшиеся овощи и нам привычно слышать подобное точно так же, как жалобы на насморк или головную боль.
-- Каким образом?
-- Разве фрукты могут убивать, доктор? -- Диаш, казалось, не слышал вопросов доктора.
Стоун редко уступал своё место, тем более пациенту, и не допускал во время беседы для себя роль второго плана, позволяя кому бы то ни было задавать вопросы ему, а не наоборот. Но тогда он решил подыграть и позволил Луису на время занять роль лидера, что так не было похоже на него, и ответил Луису:
-- То, что растения неодушевлённые, мы знаем со школьной скамьи. Наблюдая за ними, можно, конечно, считать, что они живые, что они дышат, растут, развиваются и даже чувствуют негативную атмосферу вокруг себя. Некоторые виды, согласен, опасны и способны нанести вред человеку, потому что ядовиты. Но при этом остаются не разумными, что и отличает растения от нас, скажу вам откровенно. У растений нет разума, который управлял бы их поведением, а раз его нет, то и повреждён он быть не может априори. То есть, они не могут сойти с ума, так как ума у них нет. По сему они убить человека сознательно тоже не могут. Здоровью навредить -- да, на это, конечно, они способны, если долго или неправильно хранятся на складах, в магазинах или в наших холодильниках: портятся, гниют... Но чтобы убить? Нет, это, пожалуй, надо подавиться целой косточкой персика, чтобы стать его жертвой.
На последней фразе Диаш вздрогнул, а до этого более-менее уверенный вид его лица сменился маской отчаяния и... страха. Он принялся вглядываться в глаза доктора, пытаясь разгадать: шутит он, смеётся над ним или на самом деле что-то знает про фрукты? Верит ли он ему или только делает вид, что понимает? А может просто подыгрывает, как того требует медицинская этика?
-- Значит всё-таки могут, -- с сожалением, еле слышно, произнёс Луис.
-- Но в том контексте, в котором я предположил, -- напомнил доктор.
-- Доктор Стоун, я понимаю, что выгляжу смешным. -- Он виновато опустил глаза, потёр друг о друга вспотевшие ладони. -- Да что там! Меня со стороны послушать, точно чокнутый скажут. Аж самому смешно... Но страшно. Мне больше никто не поверит. И поделиться не с кем. А носить в себе, сами понимаете, груз ещё тот. К тому же, я надеюсь, что с подобными случаями вы сталкивались и сможете мне помочь избавиться от Них. -- Луис сделал акцент на последнем слове, называя Их -- фрукты -- одушевлёнными. При этом глаза его остекленели и смотрели сквозь доктора; там, где-то за спиной психиатра, его отрешённый взгляд застыл в одной точке -- в видимой только ему одному параллельной реальности, в том мире, в котором растения умеют говорить и думать, смеяться и плакать, где могут быть добрыми, а могут и убить.
-- Итак? -- нарушил молчание доктор, "разбуживая" Луиса.
-- По большому счёту, мне плевать, поверите вы или нет. Я устал от всего этого. Расскажу, а дальше вам решать: посчитать меня идиотом или помочь мне. В любом случае буду благодарен вам, что выслушаете. Но предупрежу: я -- здоров, и ложиться к вам не намерен, так как в этом нет никакой необходимости.
-- Что ж, мы вас внимательно слушаем.
-- Глупо с моей стороны спрашивать об этом... Но вы мне верите, док?
Сейчас ответ доктора много значил не только для самого Диаша, -- он мог серьёзно повлиять на весь ход беседы в целом. Тут необходимо лавировать, блефовать что угодно, но только не потерять доверие пациента. Если он почувствует не искренность, а фальшь или, хуже того, насмешку, тогда всё -- все старания "открыть" пациента будут напрасными, а сам "допрос" потеряет смысл. Река под названием Недоверие навсегда поглотит в своих водах атмосферу искренности и понимания -- до человека трудно будет достучаться. В результате: " Простите, господа доктора, что отнял ваше драгоценное время на свою чушь, и прощайте..."
Самуэль Стоун, удручённый таким поворотом событий (он не любил, когда пациент заранее предупреждал, что отказывается от какого бы то ни было лечения), всё же, сдерживая недовольство, спокойным тоном ответил, стараясь Диаша удержать на плаву (на крючке), не позволяя тому утонуть в пучине реки Недоверия:
-- Луис, мне трудно судить о вашем здоровье, и, тем более, делать какие-то заключения на основании лишь тех нескольких предложений, которые были вами озвучены. Договоримся так: мы тут затем, чтобы выслушать, понять и, если понадобится, помочь вам. Пока что не понятно, что же с вами происходит. А чтобы во всём правильно разобраться, необходим диалог и доверие. Вы также облегчите нам эту задачу, а заодно и себе, изложив всё по порядку, подробно и с самого начала, когда, как вы считаете, всё это с вами началось. Времени у нас достаточно. Итак, Луис, прошу успокоиться, раскрепоститься и всё рассказать. Мы слушаем.
-- Спасибо, доктор. Извините, я очень переживаю. Мне неловко рассказывать это бред. Точнее, я боюсь показаться чокнутым, потому и нервничаю...
Я был весь внимание, как на премьере нового фильма. Лёгкое беспокойство кружилось внутри меня в предвкушении загадочного сюжета картины под названием "Сумасшедшие фрукты". Я наблюдал за Диашем и ловил себя на том, что воспринимаю его как-то двояко. С одной стороны, он не казался мне сумасшедшим. С другой, если на него не смотреть, а только слушать -- он точно великий фантазёр, чокнутый писатель либо режиссёр. Тем не менее, воспринимая каждого входящего в наш "храм" клиента сумасшедшим в той или иной степени УЖЕ, я впервые желал, чтобы этот пациент, собирающийся нам рассказать сказку про фрукты, оказался здоров, а сюжет его рассказа был не вымыслом больного сознания, а существующий реально. Согласен: с моей стороны подобные желания могут восприниматься, как отклонение от нормы -- ведь я психиатр! Но я же в то время был ещё молод и у меня играло воображение; мне хотелось сказку сделать былью. Плюс ко всему, подогревало то странное неотступающее чувство тревоги... Оно не покидало меня, немного пугало своей загадочностью и... и возбуждало.
Несколько успокоившись, Луис Диаш удобно расположился в кресле, вытянул и скрестил ноги, и вот что нам поведал:
-- Началось это летом, три года назад. Как раз свежие овощи и фрукты в продажу пошли. Люсия, жена моя, скупала их тонами, забивая холодильник. Эти женщины, знаете, помешанные на диетах, похудании, весь год сидят на фаст-фуде, а перед наступлением лета за траву и салаты принимаются. В общем, заглянул я тогда в холодильник, достал черешню, отсыпал в миску, вымыл и устроился на диване перед телевизором. Люси с Денни, сынишкой, на прогулке были, ему тогда полгодика было. Так вот. Подавился я тогда. -- Диаш потрогал свою шею. -- Подавился черешеной. Да так подавился, что думал помру. Эта чёртова ягода мёртво застряла поперёк горла: ни вдохнуть, ни выдохнуть. Ужас. Еле выкашлял. И всё бы ничего, мало ли кто когда и чем давится, не правда ли? Но дело в том, что со мной такое произошло впервые, понимаете? Никогда ничем не давился. И прошу заметить: я не лёжа ел, не разговаривал в тот момент, не прыгал на диване -- я спокойно смотрел телевизор и ел, тщательно пережёвывая каждую ягоду и отделяя во рту косточки. Дед мой, помнится, всегда повторял: "Дольше жуёшь -- дольше проживёшь". Я до сих пор придерживаюсь этого правила. И всё-таки подавился. Причём подавился как-то странно. Это сейчас-то мне всё понятно, а тогда я и подумать не мог, что такое может быть на самом деле. Тогда мне показалось, будто не сам по себе я подавился, а... как бы это точнее объяснить? Ну, мне показалось, что черешена специально это сделала. Ведь я даже не успел её раскусить, как она ожила во рту. Я почувствовал, как у неё выросли лапки, дюжина таких, знаете, мохнатых ножек. И цепких. Ещё в голове промелькнуло: а не паука ли я проглотил не глядя! Я чувствовал, как эти лапки скребутся, упираются в нёбо и язык, как черешена протискивается, протискивается к горлу. И до того сильная, тварь, что невозможно было остановить её: лезет и лезет напролом. Вот как мне тогда показалось.
Диаш сделал паузу, облизал пересохшие губы и продолжил:
-- Когда отдышался, пришёл в себя, посмотрел на пол: миска, понятно, валялась вверх дном на полу возле тапочек, всюду раскатившаяся черешня. И вдруг вижу -- на меня смотрят глазки. Протёр свои глаза -- когда подавился, прослезился, -- присмотрелся внимательнее к кучке ягод и точно -- одна черешенка с глазками. Ха! Даже ротик оказался у неё. Смотрит такая на меня, улыбается. А спустя минуту рожица исчезла, и я списал всё на временные галлюцинации, вызванные нехваткой кислорода, когда подавился и задыхался. Такое бывает, я знаю. В детстве дурака частенько валяли: кто дольше всех сможет не дышать, и задерживали дыхание. Потом всегда голова кружилась и звёздочки в глазах. Бывало у вас в детстве? -- Обратился он к нам, на что мы с доктором синхронно пожали плечами. -- Вот я и решил, что мне потому и померещились эти глаза у черешни, а во рту был паук вместо ягоды... Забыл об этом инциденте уже к вечеру -- ерунда надолго не задерживается в голове, сами знаете. Вот так всё начиналось, доктор.
-- Спустя примерно месяц я сидел за столом на кухне, -- продолжал Диаш, -- жевал что-то. Напротив стояла миска с овощами -- жена собиралась приготовить обед после прогулки с Денни. Мельком посмотрев на натюрморт, я различил еле заметное движение. Присмотрелся -- на одном из помидоров виднеются нечёткие очертания рожицы, такой же как у той черешни, которой подавился.
-- Простите, Луис, -- перебил Стоун. -- Опишите эти рожицы подробнее, чтобы иметь более точное представление.
-- Они... ну, как будто карандашом подрисовали два карикатурный глаза, нос -- две точки и рот, растянувшийся дугой от уха до уха. Представляете? Ну не хохма, а? -- Диаш обвёл нас вопросительным взглядом, затем подозрительно посмотрел на доктора и, прищурив глаза, поинтересовался: -- Вам, похоже, привычно выслушивать такие истории от психов? Вы даже ничему не удивляетесь, не задаёте вопросов...
-- Луис, у меня много к вам вопросов, поверьте. -- Стоун поднялся со стула, вышел из-за стола. -- Если что будет не понятно, я вас переспрошу. Продолжайте, пожалуйста.
-- Хорошо. Так вот, помидор, значит. В тот момент, помню, я просто рассмеялся. Реакция самозащиты, так сказать, от увиденного иррационального. Я не испугался, нет, а просто смеялся над собой. Не верил своим глазам, потому что не мог дать объяснение этому. Даже достал помидор из миски, чтобы лучше разглядеть, нисколько не сомневаясь, что вблизи рожа исчезнет...
-- И... -- Доктор обошёл стол и присел на его край напротив Луиса.
-- Но рожица не исчезла. И хочу напомнить, док, что я был трезв.
-- Я вам верю.
-- При ближайшем рассмотрении мордочка, правда, оказалась не такая... как бы это сказать, выразительная: вблизи рисунок выглядел размытым, смазанным, будто нарисован был изнутри, под кожурой. А то, что я принял за рот, оказалось вогнутой неровной поверхностью. Но глаза -- глаза были живые, господа! И бог тому свидетель: они смотрели на меня из-под кожуры и... и они двигались. Я смотрел на помидор и смеялся, ржал, как лошадь... -- Невидящий взгляд Луиса застыл в одной точке, где-то на полу, на плинтусе. Потом, как будто что-то вспомнив, он с грустью добавил: -- Да-а уж, тогда я ещё смеялся. Мог ещё смеяться.
-- Что было дальше?
-- Я запустил им в раковину, как бейсбольным мячом. Промазал, правда, попал выше, в кафель, но зато всмятку. Смех смехом, конечно, но на этом инциденте я заострил своё внимание: второй раз увидеть рожицу -- это уже не было похоже на галлюцинации.
После того случая я стал себя проверять. Каждый раз, когда Люси готовила еду, чистила или шинковала овощи, я как параноик заглядывал на кухню, подглядывал, чтобы проверить и убедиться: не смотрят ли Они на меня или на неё? Люси думала, что я для неё улыбаюсь, выглядывая из-за двери. На самом деле я радовался тому, что фрукты, которые она ещё не тронула ножом, оставались обычными фруктами: безликими. И это меня успокаивало.
-- Примерно весь следующий месяц, -- продолжал Диаш, -- всё было спокойно: Они не появлялись. Конечно же я не хотел, чтобы это повторилось вновь, иначе, придётся серьёзно задуматься по поводу своего здоровья. А значит, надо будет делиться этим с женой, а там, смотри, и с врачом и с соседями, и так далее, покуда весь штат не узнает.
Но, к сожалению, спокойствие длилось не долго. Его вскоре нарушил очередной гость: банан. Не посмотри я в ту секунду на вазу с фруктами на столике в гостиной, то ничего не заметил бы. Словно начерченные чёрным маркером, с жёлтой кожуры на меня смотрели насмешливые, такие хитрые, знаете, глазки: банан улыбался. -- Диаш сглотнул, начал волноваться. -- Он мне у-лы-бал-ся! Понимаете? Улыбался именно мне...
-- Почему так решили?
-- Он видел меня точно так же, как я его. И видеть хотел именно меня.
-- Как это определили? -- Стоун повторил вопрос.
-- Потому что Люси сидела перед этим столиком, смотрела поверх той вазы телевизор, и ничего не замечала. Ни-че-го! Получалось, видел рожу только я. С того дня мне стало, скажу честно, не до смеха.
Рассказывать жене ничего не стал. К тому же рожа уже исчезла, а всё происшедшее, даже если бы я поделился, показалось бы бредом. А дурачком в её глазах мне выглядеть не хотелось. Но то, что произошло наутро следующего дня, меня не на шутку напугало, и я всерьёз задумался о своём состоянии.
Дело было так. Люси уложила Дэнни спать -- его кроватка находилась рядом с нашей. Мы тоже легли. Я спал у стены. Пока дети маленькие, мы край кровати уступаем жёнам -- ведь им чаще приходится просыпаться и подходить к малышам. Ту вазу с фруктами она поставила на прикроватную тумбочку, в изголовье: вдруг, если не уснёт или захочет почитать, то перекусит, как говорят, заморит червячка. В общем, уснули.
Проснулся оттого, что Люси ругает меня, причитает: почему, мол, я не поднял что-то, что уронил на пол?! Сама склонилась с кровати и что-то вытирает. Когда выпрямилась, в её руке я увидел раздавленный банан. Ещё раз спросила, почему я его оставил на полу и не положил на место? Я ответил, что ночью постель не покидал ни разу. -- Диаш нервно кашлянул. -- Улавливаете? Ни я, ни она, ни, тем паче, Дэнни, который без нашей помощи никак бы не перелез через высокие перила кроватки -- никто из нас не трогал этот чёртов банан. Но, тем не менее, он оказался на полу. Мистика, да и только. Я помнил, как накануне он улыбался мне. Но каким образом он смог выбраться из вазы? Становилось не по себе от выводов, которые выстраивала моя логика. Долго я ещё терзался мыслью: не проснись Люси в ту ночь и не наступи на него, -- что было бы дальше? Куда направлялся банан? И к кому? Я был напуган, но вида не подавал. Не помню, что решила жена, но, кажется, как всегда, списала всё на меня, на мою невнимательность. А потом, когда проснулся сын, и вовсе забыла про него.
-- До описываемых событий вы переносили какие-нибудь инфекционные заболевания? -- поинтересовался доктор.
-- Нет, док, ничем не болел. Я здоров, как бык.
-- Может какие-то неприятности происходили ранее? Или свидетелем чего-то негативного оказались?
-- Нет-нет, ничего такого. Я тоже вспоминал и сопоставлял, Что могло повлиять на меня, чтобы вызвать эти, как тогда я считал, глюки.
-- Хорошо, продолжайте.
-- Дальше всё закружилось, как на карусели. Я стал видеть Их всё чаще и чаще. Вспоминается такой эпизод, который произошёл года два тому назад. Снова на кухне... Как же я ненавижу это место! Опять увидел знакомую рожицу помидора, когда открыл холодильник. Вот только улыбку Он уже не демонстрировал, а злобно смотрел на меня сквозь стеклянную полку ящика для овощей из-за прозрачной плёнки полиэтиленового пакета. Видимо, я в тот момент громко выругался, потому что Люси пришла узнать, что случилось. Преодолевая отвращение, я выдвинул ящик и брезгливо, двумя пальцами, достал злой помидор и поднёс его к лицу жены той стороной, где находились глаза. "Что видишь?" -- спросил. "Помидор," -- ответила она. "На самом помидоре ещё что-нибудь видишь?" -- "Нет". Вот тогда, доктор, моё сердце и ёкнуло от страха. Представляете? Она ничего не видела, а в это время томат в моей руке продолжал корчить рожи, и я пальцами ощущал, как он пульсирует, будто живое существо. Я демонстративно выбросил его в мусорный пакет, но перед этим раздавил. И в тот день впервые поделился с Люси о том, ЧТО мне мерещится в последнее время. Ха! Знаете, как она отреагировала? -- Он ждал нашего ответа, но мы пожали плечами. – Она сказала «доигрался". И я понял, что решать мою проблему мне придётся самому. Все описания моих видений она пропустила мимо ушей, и пуще прежнего принялась корить меня за всё что было и чего не было.
-- В смысле "доигрался"? -- переспросил Стоун.
Я уже полностью был поглощён рассказом Луиса, сюжет которого всё сильнее начинал заинтриговывать меня своей фантастичностью. Будто книгу читал, я с нетерпением ждал развязки, забыв, что перед нами не писатель, а пациент (и возможно с расстройством психики); и мы не на встрече с ним в литературном клубе, а в кабинете психиатра.
-- В смысле? -- повторил Луис и многозначительно задумался. -- Да, именно в тот день я и начал понимать весь смысл происходящего. Я, наконец, стал догадываться... -- Внезапно он прервался и одарил нас хитрым (или безумным!!!) взглядом. -- Знаю-знаю, вы психиатры, сразу же захотите пришить мне это... Потому-то я и не начал с этого, чтобы не спутать карты. Не стал рассказывать вам про свою маленькую страсть, которую имел в то время. Упомяни я о ней в начале беседы, вы бы решили, что это она виновница галлюцинаций и довела меня до такого состояния. Только вот что я скажу вам, уважаемые врачи: некоторая доля правды в том есть, но всё же, я не чокнутый. Несчастных страдальцев, подобных мне, немало вокруг, и про эту болячку знает каждый. Вот только почему-то один я вижу ожившие, мать их, бананы не во сне, не при галлюцинациях, а в действительности. И что-то я не слышал, чтобы кто-нибудь, как я, видел подобное так же.
-- Какую болячку вы имеете в виду?
-- Сейчас поясню... Простите, что не начал с этого. Решил подготовить вас, так сказать, чтобы вы не сделали поспешных выводов.
Дело в том, что я работаю в крупной фармацевтической компании, хорошо вам известной, офис которой находится в Атлантик-Сити, в фирме "Медикэл Продакшн Америкэн". Работа в эМПиАй мне нравится, кучу денег приносит, не жалуюсь. Нашёл среди объявлений в прессе лет шесть назад и до сих пор не жалею. Один лишь минус был: живу-то я тут, в Филадельфии, а рабочее место там. Благо, Атлантик недалеко, и сначала я пользовался железной дорогой. Утомляли ежедневные поездки, но потерпеть стоило. Спустя год добирался до офиса уже на собственной машине -- дела в гору пошли. А ещё через год руководство пошло мне навстречу: компания стала оплачивать мой номер в отеле -- один из этажей "Тадж-Махала" был полностью забронирован за эМПиАй для гостей и партнёров, приезжающих к нам со всего мира на семинары и переговоры. Так вот, чтобы я даром не терял время на поездки домой, а мог и дольше поработать и спокойно отдохнуть, мне предложили такой вариант: пять дней в неделю живу и работаю в Атлантик, а на уик-энды и праздники езжу домой. Меня это устраивало. Люси со временем тоже смирилась с моим отсутствием. А что ей оставалось, ведь денежки-то потекли, да потекли рекой. А женщин это вполне устраивает, даже если придётся холодную постель несколько ночей терпеть одной.
Так вот. Жил я в роскошном "Тадж- Махале" -- продолжал португалец, -- и, как вы догадываетесь, часто проводил время в казино. Зачем? Ну, понимаете, чисто из спортивного интереса да чтобы скоротать вечера. Это лучше, чем тусить в клубах или заказывать в номер девиц. Это, если хотите, как лекарство от соблазнов и измены. Семья -- святое.
Поначалу играл в рулетку, потом в Блэк-Джек, а затем и в игровые автоматы. Помню, как с первого взгляда полюбился мне автомат "Крейзи Фрутс", или "помидоры" в простонародье. Так вот... -- Диаш подозрительно посмотрел на меня и на доктора. -- Я так и думал, что вы посчитаете меня игроком и решите: все мои глюки из-за казино, верно? Потому я с самого начала и не стал об этом говорить, чтобы не сбивать вас с толку.
Самуэль Стоун бросил беглый взгляд в мою сторону, проверяя мою реакцию на услышанное. Если бы не присутствие пациента, он тотчас же устроил бы мне "экзамен" с пристрастием: «Что вы думаете, молодой человек, по поводу состояния мистера Диаша?" Когда Луис уйдёт, не сомневаюсь, док именно так меня и спросит.
А пока я молчаливо сидел в стороне, наблюдая за "допросом". Ещё несколько минут назад я был полностью поглощён историей про ожившие фрукты. Сюжет был интересным, но лишь до того момента, пока Диаш не замолвил про казино. С этого места я несколько разочаровался и заскучал; в голову хлынули мысли о предстоящей вечеринке в одном из клубов города, где мы с друзьями собирались встретиться тем вечером. "Игроман», -- сделал я вывод, раздосадованный тем, что сумасшедшие фрукты, к сожалению, всего лишь нереальная картинка больного воображения человека, имеющего игровую зависимость. Как жаль. Порой, слушая описания бреда или галлюцинаций, так хочется, чтобы то, о чём рассказывают пациенты, оказалось бы хоть раз правдой. Некоторые сказочные сюжеты до того кажутся реалистичными, что просто жаждешь сам оказаться на их месте, побывать там, в мире грёз, в которых пребывает больной. Хочется вместе с ним оказаться вне реальности бытия, которое рождает его поражённый разум. По-детски мечтаешь увидеть пришельцев из далёких галактик, полетать над холодной Луной, как они; почувствовать прилив адреналина во время погони, когда тебя преследуют шпики в штатском, посланные по заданию мирового правительства уничтожить тебя, а заодно и ту важную и секретную информацию, которую некие таинственные учёные из параллельной вселенной спрятали внутри тебя, зашив в голове, например. И хотя ты понимаешь, что всё это глупости, а сказки бывают только в книжках, всё равно продолжаешь мечтать и верить, что однажды такая сказка может обернуться былью; что во вселенной мы не одни и гуманоид существует; и что в недалёком будущем мы сможем преодолевать огромные расстояния между звёздами со скоростью света, а то и быстрее.
Для меня рассказ испортился в том месте, когда в сюжете появилось казино. Как же всё банально, просто и предсказуемо! Игроман, и этим объясняется зрительная галлюцинация Луиса Диаша. Я вспомнил лекции, архивные материалы на тему пристрастий и зависимостей, и стало как-то скучновато. Казалось, диагноз Луиса известен, и больше ничего нового своим рассказом он нам не привнесёт. Доктор тоже, как показалось, заскучал. Наверное он уже понимал, с кем имеет дело. Возможно, он даже вынес в уме собственный вердикт, как и я, обозначив предварительный диагноз. Вернувшись за стол, Стоун сделал несколько пометок в журнале и посмотрел на Луиса, призывая того продолжить повествование.
-- Я тоже не дурак, -- не унимался Диаш, -- и умею находить нужную информацию, доктор. И точно знаю, что ничем не страдаю, никакой зависимостью. Я же не заядлый игроман, как многие. По мне так хоть все казино в стране закрой, не расстроюсь. Мне вообще плевать, есть ли в мире игровые автоматы и покер или нет. -- "Да, верно", -- рассуждал я, -- "именно так вы и оправдываетесь". -- Даже у заядлых игроков нет и не может быть никаких галлюцинаций, я читал об этом. Может кому и снится зелёное сукно покерного стола, если его не допускают к игре насильно, может кого и преследуют крутящиеся барабаны одноруких бандитов, если его не подпускать к автоматам, не стану спорить. Но чтобы оживали герои сюжетов игр, увы, таких случаев я в справочниках не обнаружил. Игроманов преследует страсть, а меня -- сами фрукты, понимаете? Чтобы... чтобы... -- Луис облизал пересохшие губы.
-- Не стоит не доверять нам, Луис. -- Доктор знаком руки попросил меня приготовить кофе. -- Пока что в моих глазах вы не выглядите зависимым от игры человеком, и ваше откровение тому доказательство. -- "Ну, док, ну хитрец!" -- подумал я. -- Продолжайте, а потом решим: что с вами происходит и как с этим бороться. Итак, с какой целью, как вы считаете, преследуют вас эти самые фрукты?
Я приготовил кофе и подал им. Диаш поблагодарил меня, жадно отхлебнул пару глотков.
-- Для того, чтобы меня убить! -- отрезал Луис, и я чуть не выронил поднос. -- Сейчас, сейчас вы поймёте меня. Осталось немного. Поверите -- хорошо; а нет, и на том спасибо, значит не судьба мне избавиться от них. Придётся с этим как-то смириться.
Фрукты продолжали жить своей жизнью в нашем доме: то улыбались, то злились, и всё чаще смотрели на меня с ненавистью и предпринимали попытки приблизиться ко мне. Иногда ночью я слышал ИХ; слышал, как тихо открывается дверца шкафа на кухне, а потом что-то мягкое глухо падает на пол. Вскоре, стало привычным с утра находить то тут, то там на полу или редис, или помидор, или гроздь винограда. ОНИ пытались добраться до меня, но только не успевали до утра преодолеть большое для них расстояние от кухни до спальни, что и спасало меня. И по-прежнему их рожи видел только я. Лишь однажды мне показалось, что Дэнни тоже видит ИХ. Однажды я протянул ему мандарин, а он, вдруг, как одёрнет ручку, как отпрянет от него, будто я в руке держал голову злой собаки. Сын, помню, заплакал, завизжал, стал отмахиваться от цитруса, и давай скорее лезть ко на руки, испуганно озираясь на мандарин, как на куклу Анабель. И пока жена не убрала мандарин из поля его зрения, Дэнни исходил плачем в моих объятиях. Сильно я тогда испугался. Уже подумал было, что и он ИХ видит тоже. Но в дальнейшем такое не повторялось, и я успокоился. Правда, после того случая мандарины он всё-таки ел с неохотой. – Диаш лукаво прищурил глаза. -- Вы понимаете, что произошло? -- Доктор пожал плечами. -- Они дали понять мне, что не я один могу видеть их рожи. Этим случаем они давали мне знак, так сказать, делали намёк. Это позже я понял всё, расшифровал их язык. А тогда ещё не догадывался. Оказывается, они пока не торопили события, они просто терпеливо выжидали. Ночами шуршали в пакетах, скребли по полу и приближались, приближались ко мне... Звучит, конечно, смешно.
Однажды утром Люси обнаружила приоткрытую дверь холодильника. И что же вы думаете? Виноватым оказался, как и всегда, я и моя рассеянность. Она решила, что это я не закрыл холодильник, когда якобы решил ночью втихаря похомячить. Да вот беда -- я спал всю ночь, как убитый! Но Люси меня не слушала. Или не слышала. А может не хотела слышать. Не поверила ещё и потому, что заметила вишенку, зажатую между уплотнителями корпуса и дверцы. Ягода была немного сплющена, с одной стороны на кожуре зияла трещинка, из которой, как кровь из ранки, сочился тёмно-красный сок. Жена высвободила вишню и с укором посмотрела на меня, демонстрируя улику. Глазки вишенки в этот момент были закрыты, длинные ресницы -- я решил, что она женского рода -- накрывали условные щёчки: казалось, она спала. Но к моей радости, вишня была давно мертва. В то утро я сделал очередную и последнюю попытку поговорить с Люси и поделиться своими видениями, хотя получилось это у меня как-то неуклюже: я ощутил неловкость, и даже сам себе показался смешным, рассказывая про ожившие оливки и помидоры, выпрыгивающие из вазы
-- И всё же, если можно дословно: как отреагировала супруга? -- попросил уточнить доктор.
-- Как? Ха! Помню как Я отреагировал! Да так, что до сих пор реагирую...
-- Не говорите загадками.
-- "Это всё твои автоматы! Скоро совсем свихнёшься!" -- вот как она отреагировала. Женщине только дай повод, и она найдёт к чему придраться, сразу определит причину всех бед. У них вечно виноватые: виски, карты да наши холостые друзья. Но только не здравый смысл. Хотя, мне с того дня было уже наплевать на её мнение, потому что именно тогда, после тех её слов, ко мне, наконец-то, пришло озарение. Да-да, я начал понимать... до меня дошло. И это даже хорошо, что она упомянула про казино -- мне тогда стало понятно, откуда ветер дует. Объяснение всему происходящему было простым: фрукты из игрового автомата преследуют меня, преследуют всюду и будут преследовать всегда!
-- Зачем? -- Стоун задал вопрос, который вертелся и у меня на языке.
-- А вот зачем. В этом я убедился спустя неделю, когда вернулся на выходные домой. Понял вот каким образом. Стал вспоминать, когда и при каких обстоятельствах фрукты меняли своё настроение. И пришёл к выводу, что, когда я нахожусь в Атлантик, когда каждый вечер играю, когда рядом с Ними, -- Они счастливые и добрые. В такие дни я про них забываю, а их рожицы не проявляются даже если Они попадаются в поле моего зрения. Но стоит мне только покинуть казино надолго, возвратиться домой, как Они тут же появляются, и тогда их агрессия налицо: Они становятся злыми. Вновь ночами оживают и двигаются. Таким образом они воздействуют на меня, понимаете?
-- С какой целью?
-- Они хотят, чтобы я играл. Понимаете? Чтобы продолжал играть. Ведь пока я играю -- всё тихо и спокойно, как только перестаю -- они тут как тут. Они хотят, чтобы я не покидал их даже ненадолго.
-- И всё же странно, что ваша жена не верила вам и вообще слабо реагировала на происходящее. Если продукты, как вы говорите, порой находились не на своих местах, она не могла не замечать этого. |
| Категория: Рассказ | Добавил: OwenRiddleBarker (21.12.2019)
|
| Просмотров: 136
| Рейтинг: 0.0/0 |
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи. [ Регистрация | Вход ]
|
Вход |
|---|
Добро пожаловать, Гость!
Гость, мы рады вас видеть. Пожалуйста, зарегистрируйтесь или авторизуйтесь!
|
Статистика |
|---|
Недавно сайт посетили:
Легенда: Админы, Модеры, VIP-пользователи, Авторы, Проверенные, Читатели
|
|
Главная
Регистрация
Вход
RSS
