Антон
лежал на кровати и перебирал струны гитары, иногда бросая взгляды на Андрея.
Тот в свою очередь не реагировал, полностью погруженный в любимое занятие:
склеивал из спичек избушку – сувенир. На календаре была суббота, позади трудная
неделя с лекциями и зачетами. До вечера, то есть до времени безудержных
тусовок, было еще далеко, и друзья просто лентяйничали. Третий жилец комнаты
отсутствовал, и разговор сам по себе постепенно переключился на него.
-
Марк впервые подался в женское общежитие пединститута. – Завел разговор Антон.
-
Даю 10 к 1, что он попадет в ее сети.
-
Ставку не принимаю. Она просто грабительская. И без этого понятно, что нежное,
еще девственное любовными муками, сердечко Маркиза сразу же воспылает страстью
к ней.
-
В такую влюбляются сразу.
-
И навсегда.
Андрей
замолчал, но ненадолго. Он словно прислушался сначала к себе, чтобы отыскать
ответы на все сомнения.
-
Возможно. По крайней мере, любовь такая не выгорает до конца. Тлеет где-то на
самом донышке, но не гаснет.
Ему был не приятен этот разговор, не
приносящий ничего, кроме нового всплеска боли. Хотя и понимал, что весь
сегодняшний вечер будет полностью посвящен ей. В том, что Марк придет и заведет
«пластину», не вызывало ни капельку сомнения.
И как будто в доказательства, в комнату
влетел, как на крыльях, Марк. Весь такой встревоженный, разлохмаченный и
возбужденный. На щеках горел яркий румянец, а в глазах – какой-то дьявольский
огонь.
-
Это чудо! Чудо света!
-
Египетские пирамиды?
-
Александрийский маяк?
-
Висячие сады Семирамиды?
-Храм
Артемиды?
Марк
растерянно смотрел на друзей, недоуменно хлопая глазами. Наконец-то, до него
дошел сарказм, и он обреченно махнул рукой:
-
Ну, вас, со своими шуточками. Я имел в виду совсем другое.
-
Девушку?
-
Да. – Удивление не покидало его лица. – Да. Девушку! С большой буквы! Мимо нее
просто невозможно пройти. Она завораживает и околдовывает. Она просто сводит с
ума. Стоит только взглянуть в ее глазки, и сразу понимаешь, что это погибель.
Это словно наркотик. Хочется еще, еще, еще! – Он говорил на высоких тонах.
Бегал по комнате, натыкаясь на скудную мебель. При этом сильно жестикулировал.
Потом схватил сл стола графин с водой, и одним залпом опустошил его.
-
Залить это пламя невозможно. – Тихо прошептал Андрей, и раздавил почти готовую
избушку-сувенир. Антон с интересом смотрел на него, ожидая дальнейшую реакцию.
Но тот взял со стола книгу, завалился на кровать, давая понять, что
происходящее его не касается. И Антону не понравилось это, он всегда считал
равнодушие – самым страшным пороком человечества.
-
Знаете, а имя у этой феи такое необычное, а главное редкое. – Марк был слеп, не
замечая ничего вокруг.
-
Знаем. – Проворчал Антон, откладывая гитару. – Зовут эту стерву Майей.
Он
был еще и глух, раз услышал из всего сказанного только имя ее.
-
Откуда?
-
Ты первый год в институте. И неудивительно, что сразу угодил в ее сети. Каждый новый
курс в полном составе влюбляется в нее.
-
Конечно. – Мина озабоченности сменилась на радушный вид. – В такую не влюбиться
просто невозможно. Это …. – Он замолчал, закатил глаза к потолку, подбирая
подходящий эпитет.
-
Стерва! – Повторил Антон, со злобой подчеркивая это единственное слово.
Словно
ушат холодной воды вылили на голову бедного друга. Он стоял древним истуканом
и, не мигая, смотрел на товарища. В глазах его застыл немой вопрос, требующий
немедленных разъяснений. И Антон не стал откладывать их.
-
Никто не собирается спорить, что Майя – шикарная девчонка. Этакий эталон. Не
обратить внимания на нее – нонсенс. И даже влюбиться – почти неизбежность. Но
она – стерва. Она пользуется этим. – Антон говорил быстро, боясь, что Марк
начнет перебивать и доказывать обратное. – Каждый новый курс поголовно влачится
за ней. Не знаю, может она – энергический вампир, и «сосет» с нас жизненные
соки. А может, просто она питает свое самолюбие. Ну, нравится ей, когда вокруг
ее особы порхают мальчики с умиленными глазками. Гадать не буду. Скажу только
то, что знаю. Только ленивый не ходил к ней.
Марк начал подавать признаки жизни, а после
последнего заявления вообще вышел из коматозного состояния:
-
Ты хочешь сказать, что она – шлюха? – Румянец сменился бледностью. На лбу
выступила обильная испарина. Глаза заблестели не добрым огоньком, и кулаки
сжались. Вид и правду был устрашающим.
-
Упаси Боже! – Антон поднял руки, словно сдаваясь в плен. – Я не говорил этого.
-
Тогда, какого рожна ты тут нес всякую околесицу?
-
Она не шлюха. Еще никого она не допустила до своего шикарного тела. Просто она
забавляется и играет, получая от всех «рыцарей печально-влюбленного образа»
внимания и подарки. Когда же это внимание становится утомительным, она просто
меняет поклонника.
-
Чушь! – Отмахнулся Марк. Кажется, он потихоньку стал успокаиваться. Снял
куртку, присел за стол и закурил. А в голосе проявились нотки гордости и
вызова. – Между прочим, она пригласила меня к себе в гости.
-
В субботу в шесть часов. – Продолжил предложение Антон
Марк на этот раз удивился без слов, выронив
сигарету. Антон же был доволен произведенным эффектом, и решил укрепить свой
успех:
-
Суббота. Шесть часов. Комната сто двадцать три.
Марк
молчал, ему не хватало слов.
-
Ты будешь там не единственным. Поверь. Наберется человек пятнадцать. Будете
всей коммуной пить чай, вести разговоры, играть в застольные игры. Этакий
светский салон госпожи Майи. Каждый преподнесет ей приятный сувенирчик, как
знак влюбленности и заинтересованности. И каждый будет стараться быть самым
остроумным украшением посиделок, чтобы именно ему выпала честь – удостоиться
доброго взгляда этой Клеопатры конца XX века.
-
Перестань! – Резко осадил друга Марк. Вскочил, эмоционально прошелся по
комнате. – Брось паясничать! Всем твоим словам – грош цена. Пустота! Вакуум!
-
Не веришь? А зря! Лично я не попался в ее очаровательные сети. Потому, как
голова у меня крепкая и сердечно здоровое. Но не веришь мне, спроси у Андрея.
Они
разом посмотрели на Андрея, который все это время лежал, отвернувшись к стенке,
и смотрел в книгу. Именно смотрел, не перевернув ни разу ни одной странички. Но
артистично не выдал того факта, что прислушивался к разговору соседей по
комнате.
-
Андрей, - позвал его Марк. В его голосе была мольба и надежда, что вот сейчас
встанет Андрюха, и развеет все слова.
-
Не занимайтесь ерундой, - пробурчал под нос Андрей.
-
Вот! – Обрадовался Марк, и вновь возбужденно заходил по комнате. – Вот!
Потом схватив куртку, он выскочил в коридор. А
в комнате повисла тишина. Антон не понимал друга, который в неподходящий момент
проявил преступное равнодушие. Терпение постепенно покидало его.
-
Андрей, - начал, было, он свою очередную пламенную речь, но друг проявил
решительность, вскочив с кровати в одно мгновение:
-
Чего?
-
Ты не прав. Почему бы тебе не сказать Маркизу всю правду? Почему?
-
Не хочу.
-
Не хочешь рассказывать? Хорошо! Но подтвердить мои слова ты мог? Просто сказать
«да»! И все.
-
Пусть мальчишка пройдет через это.
-
И тебе не жалко его?
-
Иногда разочарование в людях полезно. Он узнает и обратную сторону
влюбленности. И снимет, наконец-то, свои розовые очки.
-
А если он, как Ванька, бросит институт? Или еще хуже, как Вовка, полезет в
петлю? Ты об этом не подумал?
-
Он крепкий. Выдержит.
-
А если нет?
-
Отстань от меня, - отмахнулся Андрей, и добавил после паузы. – Мне никто не
помог в свое время.
-
И что? Что хорошего? Ты же переменился, кардинально. Уже два года прошло, а ты
все еще под ее чарами. Ты перестал смеяться от души. Ты перестал радоваться
листопаду, проливному дождику, солнечным бликам на стене. Ты уже не способен
видеть в лужах отражение вечности.
-
Я повзрослел. – Грустно ответил Андрей, и покинул комнату, почувствовав
необходимость в одиночестве.
Антон
остался один, но в отличие от друга это ему было в тягость. Он завалился на
кровать и постарался погрузиться в волшебные объятья Гипноса. Но мысли мешали,
терзали его. Марка было бесконечно жалко. Парень впервые влюбился, а ждет его
такой удар. Выдержит ли? Вот в чем вопрос. Лишь бы не наделал глупости, а с
него станет. Человек-то он ранимый. Да и Андрея теперь он начинал понимать. До
сих пор не зажили раны. И этот разговор приносил лишь неприятные чувства. Майя
для него так и осталась гением чистой красоты, не смотря ни на что. Что же
такое любовь? Какую же безграничную власть она имеет над человеком. Делает из
него то героя, то посмешище. И знает Андрей, что стерва она, но не может
вытравить из организма яд этот. Два года мучений и терзаний! Караул!
А время хоть и медленно, но шло. Марк,
понятное дело, сидит у Майи и слушает ее сладостный голосок. Андрюха, скорее
всего, бродит по переулочкам и мается.
И он оказался прав в своих догадках. Только
Андрей не бродил по улицам, а сидел в скверике, который располагался в ста
метрах от общежития пединститута. Иногда бросал взгляды на здание, где в
знакомых окнах мелькали тени. Он не чувствовал ни боли, ни уколы ревности, ни
желания. В душе была пустота, неприятная, сосущая. И под ногами вырастала горка
пепла и окурков. Память вернула его в двухгодичное прошлое, заставляя заново
пережить те дни. Он увидел ее, и неожиданно почувствовал легкость во всем теле,
и, дремлющие до сего времени, таланты к пению романсов и стихосложению. Это
была любовь. Любовь такая основательная и большая. Зрелая что ли, спелая.
Которая, увы, так и осталась невостребованной, непонятой и непринятой. Она не
выплеснулась. Она осталась на душе и сердце. И посему прокисла и прогоркла,
оставляя лишь горечь и боль.
-
Андрей. – Неожиданно громко раздался рядом голос, и Марк присел рядом. – Ты что
здесь делаешь?
Андрей
постарался по лицу друга узнать о его душевном состоянии. Но было темно, а
голос звучал спокойно и ровно.
-
Ну как?
-
Ничего страшного, - тот усмехнулся. – Там собрались такие экземпляры, которые,
по моему личному мнению, имеют гораздо меньше шансов, чем у меня.
-
Это твое мнение. У Майи свои критерии.
-
О! Неужели, и ты сейчас начнешь лапшу нарезать?
-
Нет.
-
Слава Богу!
-
Врать тебе я не стану.
-
Скажешь правду?
-
Голую.
-
Давай.
-
Майя – не романтик, а прагматик. И сердце свое она не подарит, а продаст. Не
перебивай! Замуж она выйдет только по расчету. И знаешь, я не осуждаю ее за
это. Жизнь такая, диктует свои правила.
Что раньше высмеивалось и всенародно осуждалось, теперь входит в норму,
а где-то и просто в необходимость. Вот только Майя тщательно скрывает это, и
даже нарочито высмеивает. Одаривает надеждой всех подряд, потом потихоньку
узнает о твоих родителях, материальном положении, оценивает твои подарки и
знаки внимания. И если даже ты не подходишь, она не сразу дает отворот-поворот.
Есть у нее привычка принародно унижать и втаптывать в грязь. – Андрей даже
заскрипел зубами, и вновь схватил сигарету, хотя от них уже подташнивало. - А кто твои родители?
-
Крестьяне, - обреченно ответил Марк.
-
Тогда тебе мой совет: не встречайся с ней больше, пока твои чувства не окрепли
и не набрали силу. Потом будет поздно.
-
А вдруг она влюбится. Ведь любовь не выбирает объект. У любви нет разума.
-
Может быть. Хотя…, - Он затушил
сигарету, выкуренную лишь на половину. – Это не о Майе. Она слишком любит себя,
чтобы позволить необузданным чувствам терзать себя.
Молчание затянулось. А тем временем наступила
осенняя ночь, и стало прохладно. Андрей поднялся и вопросительно посмотрел на
друга, но тот лишь покачал головой. И Андрей покачал головой и ушел. Марк остался в полном одиночестве. Морозец креп,
проникая сквозь легкую куртку, вызывая озноб. Он бросил взгляд на окна, в
которых продолжал гореть свет. «Время X». – Решительно
приказал себе Марк, направляясь к общаге. Дверь открыла Майя. Она уже
готовилась ко сну, была без косметики, и все равно выглядела при этом просто
потрясающе. Но Марк, настроившись очень серьезно, не дал себе шанса свернуть с
намеченного. Без лишних предисловий задал мучавший его вопрос:
-
Мои родители – крестьяне. Бедные крестьяне. Это что-то значит для тебя?
Майя
сильно побледнела, но уже через мгновение взяла себя в руки. Едва заметный
румянец разбавил бледность лица.
-
Что это?
-
А если придет любовь? Большая, настоящая любовь, которая сводит с ума. А твой
избранник окажется бедным. Что тогда?
Майя
окончательно пришла в себя, постепенно перехватывая нить разговора в свои
умелые руки:
-
Любовь?! Это лишь красивое слово. Родители любят своих детей, дети отвечают
взаимностью. И все, вот это и есть любовь. Все остальное – мишура и фальшь.
-
Но я.
-
А у тебя страсть. Похотливая страсть к обладанию женского тела. Гудбай, бэби. –
И она захлопнула дверь. А он еще долго стоял под нею, тупо глядя на бирку с
номером 123.
Вернувшись в свою общагу, то уловил в комнате
терпкий запах алкоголя.
-
Это Андрюха напился, - послышался из темноты комментарий Антона.
-
И часто он так?
-
А когда тоска нападает по…. - Он не закончил предложение.
Марк
и так все понял. Тем более Андрей в пьяном бреду то смеялся, то плакал, то
шептал имя ее. |