Проза

К балу отличников Маринка готовилась, как полководец к решающему сражению. Она надела изумрудное платье — то самое, в котором он ее увидел в первый раз на сцене. Удлинила ресницы своей замечательной тушью, потом припудрила их кончики и еще раз прошлась по ним кисточкой. В результате ресницы стали вдвое длиннее, а их взмах рождал ветер.

Не короче Ленкиных, — решила она, — и вообще, я ничем не хуже! Мы еще посмотрим, чья возьмет.

Она припудрила губы и слегка подкрасила их самой лучшей помадой. Губы стали пухлыми и похожими на розовые лепестки. Самую чуточку подвела глаза, положила под ними легкие тени и удлинила брови. Попудрила носик и чуть заметно подрумянила щеки. И снова превратилась в красавицу из сказок Бажова.

Красавица южная, — горько подумала она, — никому не нужная. И тут же выругала себя за малодушие и упадническое настроение.

— Я не должна падать духом, — велела она себе, — что бы ни случилось. Даже если увижу их целующимися. Я буду идти по жизни рядом с Димой и ждать. Нет никакой Лены — это фантом. Буду верить, что наступит мой час. Может, Гена что-нибудь придумает. Или еще что случится. Надо сходить в церковь и попросить Божью Матерь — пусть она будет на моей стороне, пусть поможет мне. Ведь я так люблю его! А может, обратиться к какой-нибудь бабке, что делает привороты? Говорят, есть такие. Нет, это грех. Лучше буду помогать ему, буду всегда рядом в нужную минуту. Он любит, когда о нем заботятся. Он оценит.

Полная решимости вернуть себе Диму, чего бы это ей ни стоило, она оделась и вышла на улицу, повторяя в уме стихи, написанные для него. Одно она назвала "Лето". Маринка знала, что лето его любимое время года. Он начинал его ждать с февраля и уже во второй половине августа расстраивался, что лето катится к концу. В ее стихотворении было и признание любви к лету — олицетворению самой жизни — и тоска по уходящему, и боль утраты. Он поймет, он полюбит эти стихи. Он почувствует  то же, что и она.

— Как тонко роз благоуханье!

Как сладок воздух по утрам!

— вдохновенно повторяла она по дороге,

— За наши зимние страданья

Господь дарует лето нам.

— Ах, лето! Солнечные ливни,

Златых колосьев перезвон.

Как зимний срок суров и длинен!

Как краток лета сладкий сон! 

— А мы, растратив дни беспечно,

Уйдем в надзвездные края.

Как бесконечно длится Вечность!

Как кратка радость бытия!

— Я приглашу его на белое танго, — размечталась она, — и прочту ему эти стихи во время танца. И скажу, что у меня есть еще. Будет предлог подойти к нему снова. А может, он сам пригласит. Если понравятся, скажу, что напишу на бумаге и позвоню. Попрошу спеть мне, когда сочинит музыку. Он не сможет отказать.   

Строя в уме столь радужные планы, она завернула за угол и вдруг увидела их — Диму и Лену. Она вжалась в стену дома, стараясь не шевелиться, чтобы они не заметили ее, и вся превратилась в зрение.

Но лучше бы она их не видела.

В синей пушистой шапочке и серой дубленке Лена, румяная и прелестная, шла с рядом с Димой и что-то оживленно ему говорила. А он, бережно поддерживая ее за локоть, все клонил к ней лицо и глядел  на нее...  Боже! — как он глядел на нее! 

Маринка вспомнила его взгляд, обращенный к ней самой. Он всегда смотрел на нее, как на маленькую девочку, которую надо всему учить. С чувством собственного превосходства.

Совсем иначе он глядел на ту, которая отняла его у нее, Маринки. В его взгляде была покорность и бесконечное, какое-то рабское обожание. Не в силах сдержаться он наклонился и осторожно поцеловал ее в краешек губ. Она в ответ улыбнулась и по-хозяйски поправила ему шарф.

Все поплыло перед глазами Маринки. Она закрыла их и уперлась лбом в шершавую стену. Безумно хотелось плакать, но она не могла себе этого позволить. Ведь тогда потекут ресницы, да и вся остальная красота безнадежно испортится. И потому она лишь часто-часто задышала, стараясь проглотить ком в горле. Вот когда она пожалела, что не выпила пару таблеток валерьянки. Валерьянка всегда  помогала ей, когда надо было снять напряжение и перестать трястись перед каким-нибудь очередным испытанием, на которые так щедра была ее жизнь

— Все! Забудь! — приказала себе Маринка, когда они отошли подальше − настолько, что смогли бы увидеть ее теперь, только оглянувшись. Но зачем им, поглощенным друг другом, было оглядываться?

Они направляются во Дворец по Большому проспекту, а я пойду другим путем, — решила она. — Пусть приду позже, зато не столкнусь с ними в раздевалке. И по дороге есть круглосуточная аптека. Куплю валерьянку и сожру сразу три таблетки — может, полегчает.

Когда она наконец добралась до Дворца, торжественная часть уже началась. Основной поток раздевавшихся схлынул, и у зеркал крутилось лишь несколько незнакомых девушек. Поджидавшие их молодые люди стояли в сторонке. Они сразу стали глазеть на Маринку,  тщательно расчесывавшую у свободного зеркала свои каштановые кудри. От этого у нее немного поднялось настроение. И действительно, тоненькая зеленоглазая красавица в длинном изумрудном платье с разрезом чуть выше колен, глядевшая на нее из зеркала, не могла не притягивать взгляды мужского пола.

С гордым видом она прошествовала мимо них и поднялась в актовый зал.

Неужели в нашем городе столько отличников? — поразилась девушка, оглядывая ряды огромного зала, в которых почти не было свободных мест. — Определенно, половина примазавшихся.

Она, конечно, была права. На бал просочилось множество старшеклассников, которых никак нельзя было причислить не только к славному племени отличников, но даже к хорошистам. Как им это удалось, осталось тайной и для самих организаторов. Ведь пропуска на входе проверялись самым тщательным образом.

Стало ясно, что угощения на всех не хватит. И пока шла торжественная часть с прославлением и награждением самых-самых, в соседнем зале срочно выставлялись новые столики, а закуски на тарелочках делились пополам. Была мысль устроить еще раз проверку билетов у входа в этот зал, но от нее отказались. Ведь многие приглашенные уже повыбрасывали их.

Среди награжденных была и Джанелия-Туржанская. Когда под аплодисменты зала Лена вышла на сцену за подарком, Маринке снова стало худо.

— Что, что в ее облике есть такое... притягательное? — спрашивала она себя. — И платье у нее — ничего особенного, и туфли — не ах. Худенькая, среднего роста, сама скромность. Почему же так хочется смотреть на нее всем, даже ей, Маринке? Какая неземная прелесть таится в разрезе ее глаз, в уголках губ, в разлете бровей? Вот она идет к сцене и все глядят на нее неотрывно — вся мужская часть зала. Воистину, помани она любого и он пойдет за ней на край света, не раздумывая.

Маринка попыталась пробудить в себе задремавшую ненависть к Лене и не смогла. Вероятно, лекарство начало действовать.

Небось ее мамаша постаралась, — недобро подумала Маринка, глядя, как Лена с большой коробкой возвращается на свое место, рядом с которым маячила блондинистая голова Димы. Она прекрасно понимала, что неправа, ведь Лена все годы училась только на пятерки. А таких даже в их большом городе можно было пересчитать по пальцам. Но ей хотелось так думать.

Вдруг Маринка заметила, что ей кто-то призывно машет из средних рядов. Приглядевшись, она узнала Сашу Оленина рядом с Ирочкой Соколовой. На Ирочке тоже был великолепный наряд: вишневый велюровый костюм с длинной юбкой и блестящей вышивкой на плечах. Она улыбнулась Маринке маленькими полными губками и показала на свободное место возле себя.

— Видела парня рядом с Туржанской? — спросила Ирочка и хихикнула. — До нее он за мной бегал, но я его отшила. А она подобрала. Он из нашего класса. А до меня он с Дашкой из параллельного крутил, а потом ее своему другу передал. А до Дашки у него еще куча девок была и не только из нашей школы. Он жуткий бабник! Ты расскажи, расскажи Ленке — вы ведь с ней подружки. А то изображает из себя принцессу.

А между тобой и Леной еще и я у него была, — почему-то равнодушно подумала Маринка. Три таблетки здорово подействовали на ее психику, и она стала воспринимать окружающее как-то заторможено. Потому и на Ирочкино сообщение отреагировала вяло. Ну были, ну и что? Были и сплыли. И она, Маринка, сплыла.  Просто, он долго искал среди них свою единственную и наконец нашел. 

Я что ли на его стороне? — попыталась она понять себя. — Я, кажется, его оправдываю? Надо же так влюбиться! Любую его подлость готова оправдать.

— Вы Гену не видели? — спросила она. — Он должен тоже быть здесь.

— Гнилицкого? Видели. Саша и ему рассказал про Ленкиного ухажера. Гнилого аж перекосило! Он где-то сзади.

Ирочка давно ненавидела Гену, но виду не показывала — умела скрывать свои чувства.

Торжественная часть продолжалась недолго. Бутерброды с пирожными и напитки были мгновенно сметены со столиков, после чего начался собственно бал.

Вначале приглашенные толпились у стен. Но вот под музыку школьного вальса на середину зала выплыли первые пары − и вскоре весь зал был заполнен танцующими. Маринку моментально пригласил какой-то незнакомый парень в очках и во время танца не сводил с нее глаз. Не обращая на него внимания, она высматривала Диму и наконец увидела его танцующим с Леной. В какой-то момент они оказались совсем рядом, едва не столкнувшись с Маринкой и ее партнером.

Лена тоже заметила ее и сказала об этом Диме. Он быстро обернулся и настороженно взглянул на Маринку. Собрав всю силу воли, она улыбнулась ему и помахала рукой, как бы приветствуя. Выражение его лица сразу изменилось — он ласково кивнул ей и тоже помахал рукой.

Если он подойдет ко мне с ней, — подумала Маринка, — надо будет собраться с духом и извиниться. За тот разговор. Притворюсь, что я раскаиваюсь и ищу их дружбы. Это даст мне возможность видеться с ним почаще. Попытаюсь быть с ней поприветливее — может, удастся усыпить его бдительность.

Тут она заметила Гену, мрачно подпиравшего колонну. Выражение его лица не предвещало ничего хорошего. Определенно, эта пара еще не видела его, иначе они не улыбались бы так беспечно.

— Извините, — сказала она очкарику, — мне надо моему товарищу что-то сказать. — И ринулась к Гене.

Он тоже заметил ее, и его взгляд посветлел.

— Пойдем, выйдем!

Маринка схватила Гену за руку и потащила из зала. Убедившись, что их никто не слышит, она попросила его, умоляюще:   — Геночка, пожалуйста, только без скандала! Я задумала грандиозную аферу. Но для этого мне надо втереться к ним в доверие. Кажется, уже начало получаться. Он мне уже улыбается — вот-вот подойдет.

— Я его, ублюдка, удушу! — злобно прошипел Гена. — Ты знаешь, он оказывается и с Соколовой путался, и еще с десятком девчонок. Это только из их школы. Где у вас, дур, глаза? Надо, чтобы Лена все это узнала, и как можно, скорее. Она со мной не разговаривает. Может ты ей глаза откроешь на этого фраера?        

— Геночка, я все знаю, — торопливо заговорила Маринка. — Вот поэтому я тебя прошу: не устраивай сейчас скандала, ладно? Я хочу его пригласить на белое танго. Сделаю вид, что хочу с ними дружить, как будто ничего не случилось. Чтобы все про них знать. И потихоньку переманивать его на свою сторону. Стихи ему сочинять, помогать, когда нужно. И все буду тебе рассказывать. И как только между ними наметится трещина — а вдруг! Может, поругаются или еще что. Ленка же такая нежная. Наступит он на какой-нибудь ее любимый мозоль, а она обидится. Тут мы с тобой и попробуем их расколоть.

— Хочешь его обратно! — поморщился  Гена. — Ну что в нем хорошего? Да ты посмотри на него: он же бабник, каких свет не видывал! Как можно в такое дерьмо влюбиться, не представляю.

— А ты разве не хочешь ее обратно? — съязвила Маринка. — После того, как она с ним целовалась. Что, не веришь? Я сама час назад это наблюдала. Ох, Геночка, прости, я не хотела!

Она с ужасом увидела, что он вот-вот заплачет. А ведь считала Гену стальным человеком − умеющим владеть собой, как никто другой.

— Ну не расстраивайся ты так, подумай, а каково мне? На, выпей три таблетки валерьянки — сразу полегчает. Я выпила — и ничего, терплю. А сначала просто выть хотелось. И пригласи какую-нибудь девушку, потанцуй. Там есть такие классные девчонки! Отвлекись. Я вот станцевала и еще не против.

Она вытащила из сумочки пузырек и протянула ему.

— На хрен мне твои таблетки вместе с девушками! — раздраженно ответил он, отталкивая пузырек. — В жизни не пил и не буду. Ладно, поступай, как знаешь. А я пойду — нет сил смотреть на его пакостную рожу. И она рядом с ним. Боже, как мне тошно!

И горестно махнув рукой, он быстро побежал в раздевалку.

А Маринка вернулась в зал, где к ней сразу кинулся лохматый очкарик.

— А я вас ищу-ищу! — завопил он издалека. — Уже боялся, что вы ушли. Девушка, можно с вами познакомиться? Меня Стасом зовут. А вас?        

— Не знаю, — отмахнулась от него Маринка. Она, просто, не слышала его вопроса. Потому что к ней направлялся Дима. Кажется, он хотел пригласить ее на танго.

Маринка поискала глазами Лену и быстро нашла. Лена танцевала с Веней, непонятно каким образом тоже оказавшимся на балу − с его тройками почти по всем предметам. Венька с таким обожанием смотрел на Лену, что та в конце концов погрозила ему пальцем − мол, ты не очень увлекайся, вспомни про балкон.

Между тем Дима уже подошел к Маринке и протянул ей руку.

— Теперь наслаждайся, — позволила себе Маринка. — Целых пять минут в его объятиях. Или даже больше. Как же приятно держать руки на его сильных плечах! Вот его подбородок, и губы, такие милые, совсем рядом. Можно положить щеку ему на грудь. Нет, не буду, еще спугну. Спасибо таблеткам, иначе я бы не выдержала. Но надо же сказать ему про стихи.

— Мариночка, я так рад тебя видеть! — ласково заговорил он. — Кажется, ты уже не сердишься на нас. Нам очень хотелось бы остаться с тобой друзьями.

— Дима, я тоже этого хочу. — Она опустила глаза, чтобы он не прочел ее истинные мысли. — Скажи Лене, что я прошу у нее прощения за наш последний разговор. Я очень сожалею о нем.

— Правда? — обрадовался он. — Вот хорошо! Лена так будет рада. Она очень горюет, что ты перестала с ней дружить. А как твое творчество? Написала что-нибудь новенькое?

— Да, я для тебя два стихотворения сочинила. Одно особенно хорошее — тебе должно понравиться. Про лето. Хочешь, прочту?

— Конечно, хочу.

Она начала читать, но тут музыка кончилась. Он подвел ее к колонне и продолжал стоять рядом, не уходил. Но она видела, что он ищет глазами Лену. Вот он увидел ее, разговаривающую с какими-то ребятами, сразу успокоился и стал слушать внимательнее.

— Замечательно! — восторженно отозвался он, когда она закончила. — Ты словно прочла мои мысли. Потрясающее стихотворение — просто за душу берет. Когда лето кончается, я всегда думаю: вот так и жизнь когда-нибудь кончится. Жизнь коротка, а Вечность бесконечна. Гениально! У тебя нет с собой слов?  

— Я его по дороге сочинила, — соврала она, — еще записать не успела. Запишу — позвоню.

— Лучше я тебе, — осторожно ответил он.

— Наталью Николаевну боишься? — улыбнулась Маринка. — Скажи ей, что мы остались друзьями, пусть не волнуется.  

— Ничего я не боюсь, — нахмурился Дима. — Извини, Мариночка, я к тебе подойду попозже.

И он повернулся, чтобы уйти.

— У меня еще одно есть, — попыталась удержать его Маринка.

— Да, да, я помню, — ответил он, не оборачиваясь. — Я подойду.  И быстро исчез в толпе танцующих.

И сейчас же рядом с Маринкой очутился очкарик. Но не успел он протянуть руку, как сзади кто-то взял ее за локоть. Она обернулась. Рыжий парень в форме курсанта военного училища вежливо спросил: “Разрешите?”

Она станцевала с ним, потом снова с очкариком, потом с Веней.

— Как тебе удалось сюда пробраться, троечник? — спросила она Веньку. —  Приглашение подделал?

— Не скажу, — засмеялся Венька. — Не моя тайна. Если нельзя, но очень хочется, то можно. Ты слышала: всех награжденных отметили поездкой в Москву. Бесплатно. Лену тоже пригласили.

— Она поедет?

— Сказала, что да. Ее мать тоже с ней едет — у нее в это время там какой-то симпозиум.

Мысль Маринки лихорадочно заработала. Дима не из числа награжденных, значит, он останется дома. Эти дни надо использовать сполна. Попросить его побыстрее сочинить музыку к стихам. Сказать, что не терпится послушать. Может, пригласит ее к себе. А там... их диван. Нет, он, конечно, теперь ничего себе не позволит. Но все-таки... а вдруг? Если его спровоцировать.

И ее воображение разыгралась, как будто она тысячу раз занималась этим. Вздох, долгий взгляд, кофточка с глубоким вырезом, мини-юбочка. У нее есть такая. Все сойдет, лишь бы еще раз очутиться в его объятиях, лишь бы еще раз прижаться губами к любимым губам. Она вспомнила, как он положил руку ей на грудь...  тогда… перед тем, как... И она, дура такая, струсила, сбежала. Надо, надо было решиться! Хоть было бы чего вспомнить.

Венька еще что-то говорил, но она уже не слушала его. Она видела, как Дима, танцующий с Леной, улыбнулся ей, Маринке, и показал большой палец − мол, выглядишь потрясающе! Она тоже улыбнулась ему и скромно опустила глазки.

— Ты же не слушаешь меня! — рассердился Венька. — Что да? Я тебя спрашиваю, какой предмет будешь сдавать летом на выпускных: физику или химию?

— Извини, Венечка! — сказала Маринка. — Конечно, физику. Мне ведь ее сдавать в Политех. Ты не постоишь со мной, а то ко мне один тип все время клеится − а он мне даром не нужен.

— Ты что, сама не можешь его отшить? Я хочу одну девчонку пригласить, да все не успеваю. Все время ее перехватывают.

— Ну ладно, иди. Удачи тебе.

Как только он отошел, очкарик снова вырос перед ней и уже больше не отходил. Маринке, конечно, ничего не стоило направить его куда подальше, но ей очень не хотелось идти домой одной. Она не сомневалась, что во дворе снова столкнется с ними, может, даже обнимающимися и целующимися. А чего им стесняться — ведь она теперь у них в друзьях. Пусть совсем успокоятся, увидев, что она тоже не одна. Можно даже позволить очкастому ее поцеловать. В щеку. Ничего страшного — она потерпит. Кстати, как его зовут?

— Как тебя зовут? — вежливо спросила она, взглянув на него повнимательнее. Боже, какие у него смешные брови — щеточками. А уши, как локаторы. Но в целом ничего, только слишком лохматый — не мешало бы подстричься. Сказать ему, что ли? А оно ей надо? Еще обидится, чего доброго. Нет, лучше промолчу.

Буду ему улыбаться, — решила она, — может, догадается проводить.

— Меня зовут Стас, — терпеливо повторил он, — я тебе уже десять раз это сказал. И десять раз тебя спросил о том же.

— Я забыла, — повинилась Маринка, — извини.

— Что забыла? Свое имя?

— Что ты его спрашивал. Извини, — повторила она. — Меня Мариной зовут. А тебя?

— Я же только что сказал: Стас. Ты плохо слышишь?

— Нет, я просто думаю о другом.

— А другой кто? Тот белобрысый?

— Уже ревнует! — удивилась Маринка. — Надо же, какой быстрый. Буду с ним поосторожнее, а то потом не отвяжется. Но все равно пусть проводит. Идти одной домой так тоскливо.

— А кто ты по жизни? — спросила она Стаса. — Чем занимаешься?

— Одиннадцатый заканчиваю. В тридцать четвертой. А ты?

— Я тоже в одиннадцатом. Отличник?

— Еще чего! Что я — похож на ненормального?

— А я что — похожа?

— Ты — нет. Еще меньше, чем я.

— А я, заметь, отличница.

— Нет, на полном серьезе? Ты, случайно, не из пятьдесят второй?

— Оттуда.

— А, тогда понятно. У вас там все сдвинутые на математике. Не, я нормальный. Честно говоря, ты хоть и отличница, но мне нравишься. Давай встречаться?

— Зачем?    

— Не понял. Как зачем? Не, ты определенно под корнем. Надо тебя оттуда извлечь. Люди встречаются, люди влюбляются — слыхала?

— Теперь понятно. Значит, ты в меня влюбиться собрался?

— А ты что, против? Может, у тебя уже кто есть?

— Нет, никого нет. А что ты во мне нашел?

— Ну как, что? Во-первых, ты красивая. Я такую впервые вижу.

— А во-вторых?

— Во-вторых? А зачем во-вторых? Разве мало во-первых?

— Значит, ты хочешь со мной встречаться, потому что я красивая? — Маринку стал забавлять этот разговор. Парень не без юмора. С таким и погулять можно, если очень лезть не будет.

— По-моему, Марина, ты заучилась. Вопросики у тебя. Ну, конечно, потому, что ты красивая. Была бы ты уродиной, неужели я бы к тебе подошел?

— А если я тебе покажу еще большую красавицу, ты к ней переметнешься?

— Э нет, ты здесь самая красивая. На мой вкус, конечно. Если согласишься со мной встречаться, то не переметнусь — я не из таких.

— Ошибаешься! Здесь есть девушка куда красивее меня. Хочешь, покажу?

— Зачем? Чего ты добиваешься? Не хочешь встречаться, так и скажи.

Кажется, он начинает терять терпение, — подумала Маринка, — сейчас уйдет. И все-таки я его дожму. А уйдет — черт с ним, сама домой доберусь.

— Нет, я хочу, — заверила его она. — Просто, здесь есть одна девушка неземной красоты. Мне интересно, как ты на нее отреагируешь. Можно я тебе ее покажу? А ты мне потом скажешь, остался бы ты со мной, если бы она обратила на тебя внимание, или нет.

— Да нет здесь таких... неземных. Я всех обсмотрел прежде, чем к тебе подошел. Поверь, ты лучше всех. Но если тебе так хочется — покажи.

— Пойдем танцевать. Она танцует в паре с тем белобрысым парнем, о котором ты меня спрашивал. Они сейчас в том конце зала, за елкой. Когда мы к ним приблизимся, я тебе ее покажу. Только ты смотри повнимательнее.

Рассмотрев внимательно Лену, Стас посерьезнел.

— Да, — признал он, — она красивее тебя. Пожалуй, прекраснее лица я и представить себе не могу. Но она —  не для меня. Я бы с ней не стал встречаться, даже если бы она захотела.

— Почему? Она тебе не понравилась?

— Мне такая не нужна. Ты правильно сказала: она неземная. Она не навсегда. Сегодня есть, а завтра тю-тю — улетела. Мне нужна обыкновенная девушка — такая, как ты. Красивая и надежная. И к тому же, она явно влюблена в того парня. Не волнуйся — я к ней никогда не переметнусь.

— Тогда я согласна с тобой встречаться, — подобрела Маринка. — Проводишь меня домой, и там договоримся, где и когда.

— Давай сейчас сбежим, — предложил Стас. — Погуляем, поболтаем. Познакомимся поближе. Там снежок сыплет — красота! Пойдем в парк?

Его предложение болью отозвались в ее душе. Ведь буквально теми же словами Дима предложил ей сбежать с концерта в день их знакомства. Тоже сказал про отличную погоду и позвал в парк. Как недавно это было! И как давно! Теперь между ними непреодолимая преграда, имя которой Лена. Но она, Маринка, все же попытается ее преодолеть.

Она не согласилась идти со Стасом в парк, но позволила себя проводить.

— Давай поболтаем под тем кленом, — предложила она, когда они вошли во двор. — Там теперь скамейку поставили. Посидим, и ты мне побольше о себе расскажешь − как живешь, чем увлекаешься. А я тебе — о себе.

Она очень хотела, чтоб те двое увидели ее со Стасом. Пусть думают, что она уже нашла себе нового парня.

Стас рукой смел со скамейки снег, и они сели.

— Не замерзнешь? — спросил он заботливо.

— Нет, мы же недолго. Ну начинай — я слушаю.

Он начал рассказывать, но она его слушала в пол-уха. Узнала, что у него есть овчарка Мила и мотоцикл. А сама все поглядывала на ворота.

Их не было долго — Маринка уже начала замерзать. Она старалась вслушиваться в вопросы Стаса, но все равно иногда отвечала невпопад.

— О чем ты все время думаешь? — наконец, не выдержал он. — Ты же меня почти не слушаешь! Может, мне уйти?

— Извини, Стасик, — Она положила ладошку ему на руку. — У меня действительно есть проблемы. Но ты, пожалуйста, не уходи. Давай посидим еще чуть-чуть. Так о чем ты спросил?

И тут она увидела, как во двор вошла Лена. Одна. Вот она обернулась и помахала рукой кому-то за воротами − затем отвернулась и стала медленно пересекать двор.

— Не хочет, чтоб их видели вместе, — сообразила Маринка. — Интересно, почему?

    — Я что-то замерзла, — громко сказала она Стасу и встала. — Проводи меня до подъезда. Я дам тебе свой телефон — позвонишь, ладно? Завтра утром. И договоримся, когда встретимся.

Услышав голоса, Лена обернулась и увидела их. Но ничего не сказала. Только махнула рукой и направилась в свой подъезд.

Маринка записала Стасу на ладони номер своего телефона и позволила поцеловать себя в щеку. Затем быстро попрощалась  и, поднявшись к себе, позвонила Гене.

— Ты знаешь, Лена уезжает завтра в Москву, — сообщила она. — Ей в награду к подарку дали еще и бесплатную путевку. И мать с ней едет. Я попробую в ее отсутствие стать к нему поближе.

— Дерзай, — скучным голосом ответил он. — А надолго она уезжает?

— Говорят: путевка на пять дней. Жить будут в Измайловском комплексе. Но она, наверно, с матерью будет.

— А чего Ольга Дмитриевна едет? В качестве сопровождающей?

— Нет, у нее какой-то международный симпозиум. Просто совпало.

— А этот гад? Тоже едет?

— Думаю, нет. Там только лучшие из лучших. Двадцать человек всего. Он же в прошлом году трояки хватал и в этом тоже. Это я его в отличники вывела. Ну и его мамаша, наверно, помогла — она же там завуч. Но он и сам не дурак, только немного ленивый.

— Как это она согласилась ехать без него? — обрадовано удивился Гена. — Может, она в него... не очень? Потому что, если бы — очень, так отказалась бы и все. Ведь все каникулы врозь.

— Я тоже так думаю. Знаешь, я видела, как она только что шла через наш двор. Одна, представляешь? Может, поругались? Правда, на середине двора она обернулась и помахала кому-то. Но, может, не ему?

— Нет, думаю, ему. Наверно, не хотят, чтобы их видели вместе в нашем дворе. Думаю, это влияние ее мамаши. Посоветовала им нас не расстраивать. Деликатная. Рубить нам хвосты постепенно, чтобы не так больно было.

— Ген, там на балу один пацан ко мне прицепился. Предложил встречаться.

— Я видел. Неплохой парень. А ты что?

— А я ему Ленку показала. Спросила, с кем бы из нас он стал встречаться, если бы она тоже согласилась. И ты знаешь: он меня выбрал

— Ну, это не факт. Неизвестно, что бы он сказал, если бы она на самом деле согласилась.

— Он про нее сказал: неземная. А ему, мол, нужна красивая, но земная.

— Может он и прав. Плюнула бы ты, подруга, на этого бабника да закрутила с тем парнем. Хороший ведь парень. И по-моему, симпатичный. Не знаю, конечно, как на ваш бабский вкус, но на мой — так он вполне тебе подходит.

— Ген, ведь для этого мне надо разлюбить Диму. А как? Я, когда с ним танцевала, так у меня даже коленки подкашивались — так хотелось его обнять. Еле удержалась. Ты не подскажешь, как можно разлюбить?

— Ха, если б я знал! Уже давно бы! Сам такой. Ну, ладно, бывай. Узнаешь чего, позвони.

Вздохнув, она положила трубку. Постояла,  не зная, чем заняться. Заглянула в комнату родителей — те смотрели телевизор. Почувствовав голод, пошла на кухню − там вкусно пахло тушеной капустой с колбасой. Маринка достала тарелку и только собралась снять крышку со сковороды, как в ее комнате зазвонил телефон.

Дима! — подумала она и кинулась к себе. Это и вправду был он.

— Мариночка! — прозвучал в трубке самый любимый голос на свете. — Я записал по памяти твои стихи о лете. У моей памяти есть свойство: если стихи хорошие, я их почти сразу запоминаю. Только нескольких слов не хватает. Ты мне их не напомнишь? Я прочту, а ты скажи, где не так и чего не хватает. Если, конечно, ты не занята.

Не хочет лишний раз встречаться, — подумала Маринка. Но ей так хотелось его увидеть, что она на всякий случай спросила:              

— Дима, а может, я сама его напишу да передам тебе. Давай завтра где-нибудь увидимся? Или, если хочешь, я могу его тебе домой занести. Заодно и второе прихвачу.

Не буду сейчас диктовать, — решила она. — Лена завтра уедет, а я с ним встречусь.

— Завтра не получится, — с сожалением ответил он.— Завтра днем мы уезжаем в Москву. А с утра у меня еще куча дел. Жаль! А может, ты сейчас продиктуешь? — там всего двух-трех слов не хватает.

Маринка помертвела. Значит, он тоже едет. Ну, конечно, как же он мог отпустить Лену одну. Наверно, его мать достала путевку. Еще бы, с ее связями. Они едут вместе — и этому помешать невозможно.

Валерьянка перестала действовать, и боль утраты снова стала терзать ее душу. Чувствуя, что сейчас разрыдается, она тихо положила трубку и кинулась в коридор, где на вешалке висела сумочка с лекарством.

Телефон зазвонил снова. Она проглотила еще три таблетки и неспешно подняла трубку.

— Телефон отключился, — виновато сказал его голос.— Так ты продиктуешь? Я, может, по дороге подберу мотив, а там у меня на студии есть знакомый. Схожу к ним, спою. Вдруг понравится? Я и гитару с собой беру.

Эк ему приспичило! — раздраженно подумала Маринка. — Будет в поезде Ленке петь. Господи, что бы придумать такое, чтобы ничего не чувствовать? Может напиться и забыться?

— Ладно, диктуй, —  устало ответила она.

— Может, ты устала? У тебя голос какой-то больной. Тогда не надо.

— Ничего, диктуй, — повторила она. Голос у нее больной! Да у нее душа больная от  мысли, что он уезжает... с Леной. Каким же надо быть бесчувственным, чтобы этого не понимать! Хотя, с другой стороны, если бы он это понимал, то ни за что бы не позвонил.      

Уж лучше пусть не понимает.

Она сухо продиктовала ему недостающие слова и без сил повалилась на диван. Когда через час отец заглянул к ней в комнату, она уже спала.