Приветствуем! |
---|
|
Блог |
---|
Достоевский ни в чём не виноват!Категория: Критические статьиПредставителям европейских государств, где пытаются запретить изучение творчества Достоевского и других российских и советских писателей, не надо забывать, надо знать, что российская и советская литература являются частью мировой литературы, частью мировой культуры. Добавил: Васил Про двух россиянКатегория: Познавательно-развлекательноеВ этой работе я расскажу в краткой форме про двух россиян, которых знаю лично. За достоверность информации, как говорят, гарантирую. Первого россиянина я назову Игорем, а второго героя моей статьи я назову Вероникой. Добавил: Васил
|
Соцопрос |
---|
Сколько Вам лет?
Всего ответов: 126
|
|
Проза
Я умею прощать - 11
Куда? У меня была только одна версия... Отдал обратно
Нюрочке. Позвонил, договорился о встрече и всучил ей младенца. Вопрос в
другом - какие аргументы он привел? Видимо, очень весомые, ведь судя по
всему эта девица не слишком горела желанием растить собственного
ребенка. Как иначе понимать ее поведение? Игрой на публику? Глупость
какая-то. Абсурд.
- Галина Андреевна, - после продолжительного молчания,
наконец, выдавила я. - Перестаньте меня мучить. Пусть Матвей проспится,
а потом уж сам ответит на все Ваши вопросы. - Кирюш, обещай мне еще раз все хорошенько обдумать. Решение о разводе нельзя принимать сгоряча.
- Галина Андреевна, пожалуйста, пусть Матвей Вам все
расскажет, а потом... - я судорожно сглотнула, силясь прогнать
непрошенные слезы, - а потом... может быть, его новая избранница Вам
покажется гораздо более... приятной невесткой, чем я... - Кира! Ты не в себе! - решительно отмахнулась от моего предположения свекровь.
- Да... - Какой смысл о чем-то спорить? Пусть сначала
узнает подробности произошедшего... не от меня. Я положила трубку и
обессилено опустилась на кухонную табуретку. Взгляд скользнул по
круглому циферблату часов на стене. Десять минут первого. Завтра Новый
год... И мне предстояло встречать его без Матвея. Впервые за последние
девять лет... - Впервые за девять лет... без Матвея, - повторила вслух
и сама себе не поверила. Мысли, облаченные в слова, показались
совершенно неестественными в ночной тишине, нарушаемой лишь монотонным
гулом холодильника. Будто бы и не Кира их произнесла, а какая-то до
отвращения сентиментальная героиня мыльной оперы. Кто угодно, только не
Кира...
Утро следующего дня будто бы и не наступало вовсе, а лишь
стало безликим продолжением вчерашнего кошмара. Была ли ночь? Спала ли
я или просто провалилась в вязкое, пропитанное коньяком забытье? Не
знаю. Просто помню, как наконец-то открыла глаза и уткнулась взглядом в
нависшую за окном серую хмарь, едва скрываемую тюлевыми шторами. Снег
так и не выпал, а на календаре было тридцать первое декабря. Канун
Нового года. По привычке я поднялась с постели и, шаркая тапочками по
паркету, направилась в кухню. Включила чайник. Заглянула в холодильник.
На полках громоздились продукты, закупленные для праздничного стола.
Кажется, я собиралась с самого утра сбегать на рынок и купить парное
мясо. Почему-то я считала это весьма удачной мыслью. Теперь же
вчерашние недоделки воспринимались сродни чудесному избавлению. Я
старательно выискивала дела, подсознательно мечтая вырваться из четырех
стен. Хоть ненадолго.
И вот оно маленькое чудо вселенского масштаба! Мне
действительно нужно было идти за живой ёлкой. И за мясом заодно. И еще
за чем-нибудь... Поддавшись сиюминутному порыву, я заметалась по квартире
и меньше чем через час мы с Алисой уже направлялись в сторону площади,
где с недавних пор базировался рынок выходного дня. Классик бы написан
"будто неведомая сила толкала ее вперед", но я не склонна к подобным
пассажам. Не важно. Факт в любом случае остается фактом: в то утро
случилось именно то, что положило начало моей новой жизни, моему новому
мировосприятию и, как бы высокопарно это не звучало, наставило меня на
путь истинный. Именно та мимолетная встреча в толпе, те несколько слов,
сказанные вовсе не мне, заставили меня посмотреть на все, чем я до
этого занималась, в новом ключе, устыдиться собственных душевных
переживаний и в конце концов сотворить из себя настоящего журналиста.
Мы с Алисой отстояли длинную очередь, прежде чем оказаться
у прилавка. Я с упорством параноика старалась сосредоточиться на чем-то
нейтральном, не имеющем прямого отношения ни к Матвею, ни к Новому
году. Как ни странно бездумное созерцание витрины неплохо мне в этом
помогало. Взгляд блуждал по живописно громоздившимся мясным продуктам.
Розовые молочные поросята соседствовали с увесистым окороком и
бараньими ребрышками. Чуть поодаль - внушительные куски отборной
телятины, а рядом с ними - присыпанные крупными кристалликами соли
шмотки сала и разложенные в картинном беспорядке кольца домашних
колбас. И прочее, и прочее, и прочее... У меня не столь обширные
познания в наименованиях мясных деликатесов, поэтому даже пытаться
перечислить все это красочное изобилие не буду. Но в тот момент, глядя
на витрину, я почти забыла, что именно собиралась купить. Хотя Алиса,
нетерпеливо ёрзая в коляске, моих восторгов явно не разделяла. - Мам, ну, мам... ну, пойдем...
- Алиса! Успокойся, будь добра! - резко одернула я дочь и
метнула красноречивый взгляд на продавщицу. Но она, видимо, на своем
долгом веку в торговле успела вдоволь насмотреться на молодых мамаш с
голосящими на весь рынок детьми, поэтому лишь недовольно хмыкнула и,
снисходительно покачав головой, продолжила столь же неторопливо
копаться в морозильной камере. Торговцам с продуктовых рынков нет
никакого дела до твоей дорогой шубы, до сумки из последней коллекции
Prada, и тем более до золотых и даже платиновых кредитных карт в твоем
кошельке. Все это столь же далеко от измученной жизнью женщины из
Моршанска, раз в неделю приезжающей со свежим мясом на заработки в
столицу, как и любовные перипетии героев бразильских сериалов - Хуан
Карлосов и Франческ. Интересно, конечно, но совершенно бесполезно лично
для нее. Ведь не шубой же ты будешь с ней расплачиваться, и не сумкой.
И уж тем более не платиновой кредиткой... Я зрительно оценила расстояние до кассы. Передо мной были
лишь грузная дама, скрупулезно осматривавшая куски мяса из рук
продавщицы, и тщедушного вида старушка с потертом демисезонном пальто.
При самом худшем раскладе мы с Алисой должны были расправиться со
своими покупками минут через семь. Как я и предполагала дама через пару
минут все-таки сделала свой выбор и, расплатившись с продавщицей,
удалилась. Продавщица переключила свое внимание на старушку. С едва
заметным пренебрежением она отыскала в морозильнике "самое маленькое"
куриное бедро и, высокомерно скривив губы, кинула его на весы. Я содрогнулась. Однажды, будучи в Барселоне, мне довелось
оказаться на городском продуктовом рынке. И как не смешно это звучит,
перепробовав огромнейшее количество фруктов, не зная, что именно мне в
данный момент хочется из всего этого великолепия, я купила всего лишь
яблоки. Да, красивые, да, сладкие и сочные. Но яблоки! За пол-евро. И
даже после этого продавец мне мило улыбался, не выказывая обиды и уж
тем более пренебрежения.
Старушка суетливо расстегнула потертый кошелек
крючковатыми шишкастыми пальцами и стала вслух отсчитывать деньги.
Затертые помятые бумажки. Испуганно и в то же время стыдливо повторяла
вслух названную сумму. Я внутренне сжалась от обиды за нее, интуитивно
прикрыла глаза и потянулась к сумке. Так страшно и горько видеть наших
стариков при подобных обстоятельствах... Старушка, с каждой секундой все больше сжимаясь под пристальным взглядом торгашки, пересчитывала деньги. Теперь уже мелочь...
- ... как же это? Как же? Не хватает... - стыдливо шептали тонкие старческие губы. - Как же это?
Я, судорожно сглотнув, потянулась к кошельку. Выдохнула.
- ... не хватает, - старушка испуганно оглянулась на меня и
неловко попятилась от прилавка. - Не хватает. Извините меня...
задержала. Не хватает. - Бабушка, постойте. Я заплачу. Постойте.
- Не хватает...
Я не глядя сунула продавщице купюру и выхватила из ее рук завернутый в целлофан куриный окорочек.
- Бабушка, постойте. Возьмите.
Старушка испуганно отшатнулась от протянутого свертка.
- Ну, что ты? Что ты, милая? Стыд-то какой! Что ты...
- Возьмите.
Старушка досадливо поджала губы и, прижав в неестественном жесте руки к груди, подняла на меня потускневшие глаза.
- Стыд-то какой... Не хватает... Четырнадцать рублей...
- Возьмите, пожалуйста. И простите меня.
Она нерешительно потянулась к пакету и тут же отдернула руку.
- Дай тебе Бог здоровья, деточка. Тебе и ребеночку твоему.
- Попятилась назад и, стыдливо отводя взгляд, направилась к выходу с
рынка. А я продолжала стоять, судорожно сжимая в руке завернутый в
целлофан куриный окорочек. По щекам текли слезы стыда. Самые горькие и
правильные слезы в моей жизни.
Мне никогда не доводилось сталкиваться с нищетой и людьми,
живущими за чертой бедности. Наверное, именно про таких, как я, принято
говорить "родилась с серебряной ложкой во рту". Да, я отлично понимаю,
что деньги не падают на мою семью с неба, несмотря на то, что
финансовых сложностей мы не испытываем. Но даже о многочисленных
экономических кризисах, время от времени происходящих в нашей стране,
лично я узнавала лишь благодаря стараниям коллег журналистов. И
воспринимала их исключительно как безликие цифры, сродни таблице
умножения.
Я и бомжа-то видела в последний раз еще
студенткой-первокурсницей. Знаю, с тех пор они не исчезли из Москвы.
Просто я перестала пользоваться метрополитеном, а на вокзалах мне и
вовсе делать нечего. Более того, даже сейчас, какие бы человеколюбивые
мысли я не культивировала в собственной голове, мне сложно поставить
знак "равно" между двумя словами: "бомжи" и "люди".
Но в то утро на рынке передо мной стояла вовсе не
бездомная алкоголичка-попрошайка и уж тем более не таблица
статистических данных. Это был живой человек. И, несмотря на
болезненную старческую худобу, скрюченные артритом пальцы и синие
прожилки вен, четко прорисовывавшиеся сквозь тонкую пергаментную кожу
на руках, в ее тусклом взгляде и досадливо скривившихся бесцветных
губах чувствовалась та сила и достоинство, которых мне вряд ли
когда-либо удастся достичь. Жалко выглядела вовсе не она, а я
пытающаяся унизить ее своим благородным порывом. Она не позволила.
Ушла. А я стояла, глядя ей вслед, и ненавидела Новый год. Еще
острее, чем раньше. Ведь в мою копилку добавился еще один аргумент. И я
до сих пор не знаю праздника более унизительного, чем этот. Старушка и
окорочек - лишнее тому подтверждение. В чем связь? А в том, что я была уверена, что она в
последний момент решилась порадовать себя в честь праздника мясным
изделием. И если бы не Новый год, то подобное расточительство даже не
пришло ей в голову. Таким образом, нет праздника, нет соблазна, нет
надежды на чудо, а, значит, нет и разочарования, а заодно и публичного
унижения. Я не знала ничего об этой женщине и ее жизни. Но отказ от
помощи доказывал, что она была гораздо более достойна гордого знания
"человек", нежели те, о ком мне чаще всего приходилось писать хвалебные
статьи.
Подумать только, пятнадцать лет учиться, стремиться стать
лучшей во всем, закончить школу с серебряной медалью, университет - с
красным дипломом, чтобы так бездарно растрачивать слова на никчемных
светских львиц и их спонсоров... Разве ради этого я так хотела стать
журналистом, чтобы в итоге своими жалкими статейками о жизни богатых и
знаменитых позорить собственное имя? Да... Пулитцеровская премия таким
писакам точно не светит... Что я сотворила с собой? Ужас.
Матвей приехал ближе к обеду. Я не имела права его не
пустить. Моя дочь ждала папу, чтобы как он и обещал вместе с ним
наряжать елку. Конечно, малодушной Кире было бы удобнее, если бы он не
сдержал обещания. Мне кажется, он это понимал. И хоть сломить мое
молчаливое сопротивление ему было не под силу, он не оставлял попыток
выманить меня из кухни. Бесполезно.
В душе я надеялась, что он сжалится надо мной и все-таки
отправится встречать Новый год восвояси, а точнее к родителям. Но
жалость явно не входила в его планы. В результате в одиннадцать вечера
мы сели за праздничный стол втроем. Я не пошла на попятный, вовсе нет.
Просто ради Алисы я должна была хоть ненадолго, но все же забыть о
собственных намерениях разорвать отношения с Матвеем раз и навсегда. В
конце концов, один вечер, одна новогодняя ночь и один бокал шампанского
- это не пытка каленым железом в стенах немецкого концлагеря. А я ведь
сильная, гораздо сильнее, чем могла бы быть. Просто я запуталась,
размякла... Мы не заговаривали ни о Нюрочке, ни об их с Матвеем дочери. Зачем?
Я искренне силилась захлопнуть дверь в прошлое, не сотрясая
при этом воздух лишними словами. Лично для меня все было предельно
ясно. Вчерашний "ураган" сдул всю шелуху, и остались исключительно
голые факты. Измена. Трусливое поведение Матвея. Ложь. Подкидыш. А все
остальное лишь незначительные детали, придающие нашему разрыву некий
ореол трагичности. По телевизору транслировали "Голубой огонек", затем его ненадолго прервало новогоднее обращение Путина к россиянам.
"...Счастья вам..."
Бравурные слова казались насмешкой. Неестественной и
совершенно равнодушной. И почему-то очень унизительной. Одновременно со
мной их слушали миллионы людей, и кто знает, быть может, кто-нибудь
точно так же как я очень хотел им поверить, но не мог. А потом звучал бой курантов и гимн. Моя любимая часть
всего этого традиционного ритуального действа. Гимн. Его я обычно
слушаю, едва ли не затаив дыхание. Хотя патриотизма во мне ни на грош.
Моя мать в чем-то права, говоря, что современный человек вспоминает о
любви к Родине либо от безделья, либо когда видит в этом какую-либо
выгоду. Я не готова принять ее мнение как истину в последней инстанции,
но доля справедливости в нем есть. Матвей, глядя на меня, трепетно вслушивающуюся в звуки
гимна, всегда почему-то вспоминал ту сентябрьскую ночь на даче у
Сереги, когда я пела под гитару. Тот Новый год не стал исключением.
- Алиса, знаешь, а я ведь влюбился в нашу маму из-за
песни, - заговорил Матвей, едва отзвучала торжественная мелодия и мы
уселись под елкой разбирать подарки. Алиса перевела на него непонимающий взгляд.
Я напряженно сжала в руке фужер, отставив в сторону упакованную в яркую фольгу коробочку.
Зачем он так? Зачем ворошить пепелище? Зачем вспоминать
прошлое теперь, когда все уже позади? Когда все кончено. Кануло в
небытие. Бесповоротно и безвозвратно. И нет уже пути туда, где
пятнадцатилетняя Кира что-то пела Матвею ночью под гитару, сидя на
ступеньках крыльца в осеннем саду. Слишком много воды утекло с тех пор.
Изменилась я, изменился Матвей. И, да, долгое время я верила, что мы
менялись вместе. Но, оказывается, у него была еще и другая,
параллельная жизнь, к которой я не имела никакого отношения. А он продолжал рассказывать нашей дочери, как все было.
Словно французскую сказку про принца и принцессу, про добро и зло и про
"жили они долго и счастливо"...
- Была ночь. Шел дождь. И вдруг сквозь завывания ветра за
окном я услышал ее песню. Тихую, грустную и очень искреннюю. Выхожу на
крыльцо, а там она... Такая хрупкая, дрожащая от холода... Я ожидал
увидеть кого угодно, только не нашу маму. Такую язвительную,
самоуверенную, поверхностную и равнодушную к окружающим. И именно тогда
я влюбился в этот невероятный контраст между внешним и внутренним. В
нее влюбился. Только она все равно категорически не желала этого
замечать. Я молчала. Слушала его и не верила. Понимала, слова
адресовались мне. Острыми спицами вонзались в мое воспаленное сознание.
Раскаленными щипцами терзали сердце, заставляя содрогаться от боли.
Хотелось с силой сжать виски, закрыть ладонями уши и выть от бессилия. Парадокс. Впервые за девять лет с момента нашего
знакомства я услышала его версию происходящего тогда. Когда-то именно
эти слова могли избавить меня от душевных страданий, но он молчал.
Теперь же его признание ничего не могло изменить в наших отношениях и
лишь причиняло острую боль. Но он не желал оставить все как есть и
настойчиво ворошил прошлое. Жестоко. Зачем? Неужели считал, что светлые, полудетские
воспоминания сотрут из моей памяти его измену и подкидыша? Что
ностальгия сможет перевесить предательство? Глупо. Алиса потянулась ладошками к сонным глазкам и настойчиво их потерла. Зевнула, не выпуская из рук коробку с новой куклой.
Наша полуторагодовалая дочь очень ответственно подошла к
своей роли во встрече Нового года и по моему настоянию покорно
позволила продлить столь ненавистный ею тихий час на пару лишних часов,
чтобы не заснуть еще до боя курантов. Но Новый год настал, обещанные
подарки были вручены и распакованы, мультиков по телевизору уже не
показывали, и, заметив, что любимый папочка, судя по всему, решил
рассказать ей традиционную сказку перед сном, Алиса посчитала свою
миссию выполненной.
- Алис, ты спать хочешь? - проворковала я и подхватила дочь на руки. - Пошли в постельку. Да?
- И сказку, - капризно выпятив вперед нижнюю губу, она ухватилась за рубашку Матвея.
- Ну, что ж, даже ребенок понимает, что все это сказки, -
ехидно бросила я Матвею и всучила ему дочь. - Уложишь? Я подобных
бредней ей нарассказывать не смогу. Он дернулся как от пощечины, но тут же взял себя в руки и
понес Алису в спальню. Остановился в дверях, будто хотел что-то
сказать. Мучительно прищурился, прикусил нижнюю губу и, слегка покачав
головой собственным мыслям, скрылся в коридоре. Не нужно быть
экстрасенсом, чтобы понять, о чем он думал. Хотел сломить мое
сопротивление любыми доступными ему способами. Знал, что причиняет мне
боль, но не желал отступать. Глупо и жестоко. Я метнулась в ванную комнату. Резко крутанула оба
вентиля. Из крана хлынул мощный поток, забрызгивая мне платье. Я
плеснула водой себе в лицо. Под глазами размазалась тушь, черными
бороздами стекая по щекам к подбородку. Насмехаясь над собой, я подняла
взгляд на свое отражение в замутневшем от пара зеркале. Смешно и
страшно. Будто я не взрослая женщина, а девочка-подросток, живущий лишь
импульсивными эмоциями и ставящий свои полудетские увлечения превыше
всего на свете. Усмехнулась и брезгливо плюнула на зеркальную
поверхность. Опустилась на бортик ванной, обняла себя за плечи,
покачиваясь в такт доносившейся из гостиной песне. В дверь решительно постучали. Матвей. Не могла я с ним тогда говорить. Но как заставить его уйти? Невозможно.
- Кира! - будто в подтверждение моим мыслям.
- Уходи. - Знала, не уйдет.
- Нам надо поговорить, - настойчиво, решительно, безжалостно.
- Мы уже поговорили, - поднялась с бортика ванной,
прижалась мокрой щекой к двери. Шершавая поверхность царапнула кожу. -
Уходи.
- Не могу, - очень тихо, едва слышно.
Обессилено сползла на пол, сжавшись в комок на холодном кафеле.
- Уходи.
На некоторое время воцарилась молчание. Я вслушивалась в
шум льющейся воды. Тесная каморка заполнялась непрозрачным горячим
паром. Как в хамаме. Жарко, душно. Тяжело дышать. Горячие водные
брызги, отскакивая от раковины, мгновенно остывали в воздухе и
опускались мне лодыжки. Мерзко. За дверью скрипнули половицы. Я еще отчетливее ощутила настойчивую близость Матвея, теперь уже на уровне собственной щеки.
- Помнишь, - раздался его хрипловатый голос. - Я встречал
тебя в аэропорту. Так боялся, что ты прилетишь не одна. А ты вышла
такая маленькая, испуганная. И очень одинокая. А потом бросилась ко мне
на шею. Как раз тогда я понял, не все потеряно и что-то между нами еще
может быть. Мне вдруг показалось, что ты тоже любишь меня... Не
ошибся... ...Помню...
- А потом мы поехали в Старую Рязань. И ты вела себя будто
и не было той встречи в аэропорту. Будто это для тебя ничего не значит.
Помнишь...
...Помню...
- Мы сидели под аркой и я тебя впервые поцеловал...
...Помню...
- А когда ты отравилась самогонкой, я думал что потерял тебя навсегда... Что ты не выживешь...
- Помню... - решительно прервала я Матвея. - И это, и еще
многое другое... И то как я впервые встретилась с Нюрочкой. Как она
бросилась тебе на шею. И как потом, обреченно опустив плечи, скрылась
за углом клуба. И как она подошла ко мне на нашей свадьбе, поклявшись,
что ты будешь с ней. И то, как она явилась вчера, оставив мне вашего
ребенка.
- Это не мой ребенок.
Я устало прикрыла глаза и беззвучно, одними губами прошептала:
- Ваш...
- Ты хотела, чтобы его не было в нашей жизни. Так его нет. Для меня нет!
- То, что эта женщина забрала его обратно, еще не означает, что ребенка нет...
Молчание. Долгое. Тягучее.
- Она не забрала, с чего ты взяла?
С чего? Не знаю... Как же иначе... Куда в таком случае
делся ребенок? Я еще сильнее прижалась щекой к шершавой поверхности
двери. Уже знала ответ, но все равно, зажмурившись от стыда и ужаса,
спросила. - Куда ты дел ребенка? - Нерешительно. Заикаясь. Глотая слезы.
Молчание.
- Куда? - снова повторила, недоуменно всматриваясь в густое
непрозрачное марево, окутавшее ванную комнату, словно мучнистое облако.
- Кирюш, - мягко, успокаивающе прошептал Матвей. Будто говорил с душевнобольной. - Куда я мог отнести подкидыша? Чужого ребенка, понимаешь? Чу-жо-го! В отделение милиции.
|
Категория: Любовный роман | Добавил: Petrika (07.08.2012)
| Автор: Петропавловская Ольга
|
Просмотров: 539 | Комментарии: 2
| Рейтинг: 5.0/3 |
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи. [ Регистрация | Вход ]
|
Вход |
---|
Добро пожаловать, Гость!
Гость, мы рады вас видеть. Пожалуйста, зарегистрируйтесь или авторизуйтесь!
|
Статистика |
---|
Недавно сайт посетили:
Легенда: Админы, Модеры, VIP-пользователи, Авторы, Проверенные, Читатели
|
|