Условно отмеренные моим подсознанием и словами Карена
Ашотовича две недели стремительно подходили к концу. Что значило для
меня это время? Ничтожно мало и очень много одновременно. Говорят, перед
смертью не надышишься... Перед смертью - нет, конечно. А, например,
небольшая отсрочка перед экзаменом иногда может не просто умерить
волнение, а даже изменить исход дела.
Я ни в коем случае не сравнивала грядущие перемены ни со
смертью, ни с экзаменом, но стоять на пороге новой жизни было панически
страшно.
Событий за те две недели произошло великое множество, но
большая их часть слилась в памяти в некую суетную мешанину мыслей, слов и
телодвижений.
Разрушительным тайфуном по мировой экономике и кошелькам
обывателей пронесся финансовый кризис. Редакцию всколыхнула волна
увольнений. А мы с Крепской погрязли в нескончаемой череде совещаний и
поисках новых идей. Продажи, как и предвещал Коловертов, стремительно
падали.
Не лучше обстояли дела и в семейном концерне Городищенских. Я
не вдавалась в детали, тем более, что меня в них никто посвящать не
спешил. Но не заметить витавшей в воздухе нервозности было сложно.
Матвей даже дома почти не выпускал из рук телефон. То и дело до моего
слуха доносились слово кредит в различных контекстах. Речь шла то о
погашении задолженностей перед поставщиками, то о выбивании долгов из
мелкооптовых закупщиков или поставках оборудования в кредит и, само
собой, о банковских ссудах.
Тем временем юристы готовили документы на удочерение. Мне и
самой пришлось-таки побегать за справками для органов опеки, в частности
из нарко- и психоневрологического диспансеров.
А еще выпал снег. Его-то, в отличие от большинства событий
тех двух недель, я запомнила очень детально. Нет, он не нес для меня
никакой смысловой и символической нагрузки, а просто лежал поверх
газонов, как осевшая мыльная пена. Из-под неровного белого полотна
выглядывали заиндевевшие травинки, все еще сохранявшие остатки прежней
зелени. Черными лентами тянулись асфальтированные дорожки. По ним, то и
дело поскальзываясь, спешили прохожие... Приближалась зима, день за днем
отвоевывая у осени позиции.
<...>
Верка расхаживала по офису, высокомерно поглядывая на
остальных сотрудников, и всем видом демонстрировала убежденность в
собственной неприкосновенности. Мы с Крепской не были в этом так
уверены, но ставить зарвавшуюся секретаршу на место не было ни желания,
ни времени. А когда по редакции поползли слухи о страстном романе моей
экс-подружки с Артемом, я и вовсе вздохнула с облегчением, уверившись,
что наконец-то это парочка перестанет мне досаждать.
Но вскоре Веркина самонадеянность дала солидную трещину.
Только работа и тем более мировой финансовый кризис, если и имели к
этому какое-то отношение, то лишь косвенное. Спесь с Верки сбила не я,
не Крепская, и даже не Коловертов, а неожиданно явившаяся в редакцию
холеная особа неопределенного возраста, зато весьма определенных -
высокомерно-презрительных - взглядов на снующую по коридорам братию
журналистов. Да, это была моя мать. Великолепная и непревзойденная
Екатерина Георгиевна.
Ее появлению в моем кабинете предшествовал уверенный, почти по-монарши величественный цокот каблуков. Ни с кем не спутать...
Секундное затишье и вот она уже, без стука распахнув дверь, пристально смотрит на меня.
- Салют! - оторвав на мгновение взгляд от монитора, кивнула
я, в надежде, что мое поведение со стороны выглядело достаточно
непринужденно.
Хотя вряд ли стоит тешить себя подобными иллюзиями. Уж
кто-кто, а моя мать всегда умудрялась почувствовать фальшивые нотки в
голосе собеседника, как бы старательно тот не пытался их скрыть. Иначе
бы ей вряд ли удалось достичь таких карьерных высот.
- Какими ветрами? - продолжила я будничным тоном. Вероятно,
мне следовало все же выразить хоть чуточку удивления для
правдоподобности, но окропить свои слова искренними эмоциями я в тот
момент не сумела. Почему-то.
- Попутными, - выразительно искривив бровь, усмехнулась мать
и элегантно опустилась в кресло напротив моего стола. - У меня была
деловая встреча неподалеку, вот и решила узнать, как поживает моя
единственная дочь. Раз уж мои звонки она почему-то игнорирует.
- Звонок, - почти машинально поправила я. - Я видела его в
пропущенных вызовах. Около недели назад, кажется. Извини. Сразу не
услышала, а потом было некогда перезвонить.
- Те меня избегаешь? - не обращая внимания на мои
объяснения, продолжила она. Как всегда предпочитая не тратить ни свое,
ни мое время на лишние слова.
Я невольно вздрогнула под прицелом ее цепкого взгляда. При
иных обстоятельствах мне бы, вероятно, довелось насладиться неким
подобием прищура на лице матери, но многочисленные инъекции ботокса
исключали подобные мимические "изыски". Поэтому мне пришлось
довольствоваться лишь льдистым блеском ее глаз. Привычно колючих и
проницательных. И меньше всего на свете мне хотелось в тот момент
рассказывать ей о девочке Наде, об удочерении и пугающих меня диагнозах,
указанных в медицинской карте ребенка.
- С чего бы мне тебя избегать? - картинно закатив глаза, поинтересовалась я.
- Это я и хотела бы узнать. В предыдущий раз, когда моя дочь вела себя подобным образом, я вдруг стала бабушкой...
Теперь настала моя очередь сверлить мать сканирующим
взглядом. Меня не бросило ни в жар, ни в холод от этих слов, но в голову
все же закралось подозрение, что ей уже известно о Наде и нашем с
Матвеем решении. Откуда?
Могла ли Галина Андреевна поведать о нем всему свету и моей
матери в том числе? На радостях-то... И все же такое предположение
казалось весьма сомнительным. Особых симпатий друг к другу эти две
женщины никогда не питали, нашу семейную жизнь ни по телефону, ни при
крайне редких личных встречах обсуждать не порывались. Более того, моя
свекровь достаточно мудрая женщина, чтобы предоставить нам с Матвеем
самим решать что, кому и когда рассказывать. .
- То есть ты приехала в редакцию, чтобы узнать, не беременна
ли я? - изобразив изумление на лице, едко спросила я и поднялась из-за
стола, демонстрируя матери стройность фигуры. - Можешь быть спокойна.
Нет.
- Кира, детка, - неожиданно мягко проговорила мать. -
Пожалуйста, не воспринимай мои слова в штыки. Плохая ли, хорошая ли, но я
все же твоя мать. И не могу оставаться в стороне от твоей жизни...
- Интересная постановка вопроса. И в чем же это выражается?
- Мы семья и должны держаться вместе. Я, ты,
Городищенские... Сейчас для многих настали тяжелые времена. Кризис.
Насколько я понимаю, с финансовыми проблемами столкнулись и
Городищенские...
- С чего ты взяла?
Мать посмотрела на меня недоуменно и даже подозрительно.
- У меня свои источники информации. И мне отлично известно и о продаже имущества, и о...
- Ты имеешь в виду продажу яхты? Так это не показатель.
- Показатель, Кира. Показатель. Тем более, что яхтой дело
ведь не ограничилось. Мне известно о спешной продаже недвижимости на
Кипре, Лондоне и Нью-Йорке... О замороженных объектах строительства в
Новомосковске и целом ряде отказов в кредитах от нескольких банков. Ты
сама разве не в курсе?
- Я? - Информация не укладывалась в голове. Мы на грани
нищеты? Именно это решила донести до меня мать или я мыслю не теми
финансовыми категориями?
- Не в курсе, - покачав головой, констатировала мать, не дожидаясь моего ответа. Усмехнулась.
И, ой, как вдруг стало мерзко на душе от этой усмешки. На
горизонте, оказывается, отчетливо маячила перспектива разорения, а я
пусть и замечала что-то неладное, но особого значения этому не
придавала. Почему?
А ведь все на самом деле лежало на поверхности. От меня
никто ничего не скрывал. Я слышала обрывки телефонных разговоров Матвея,
но категорически не желала в них вникать...
- Ладно, - покачала головой я. - Если тебя интересуют бизнес
стратегии Городищенских, то ты обратилась не по адресу. Их было бы
уместнее обсудить с Михаилом Сергеевичем.
- Это я уже поняла...
- А для просто общения ты выбрала не слишком удачный момент.
Мать согласно кивнула и неторопливо поднялась из кресла. В
плане элегантности движений, мне кажется, она переплюнула сама себя.
- Не буду тебя больше отвлекать. Но на будущее, постарайся не игнорировать мои звонки. Это может быть важно...
Она не ждала от меня каких-либо реплик, да и я сама не
считала нужным что-то ей отвечать. Зачем? Оправдания ради? Оно того не
стоило...
Не оборачиваясь, мать направилась к двери, а я напряженно
отсчитывала мгновения до того, как она окажется в коридоре. Но покинуть
мой кабинет сию же секунду ей все же не удалось.
Случайно ли, или наоборот намеренно, едва она успела
оказаться на пороге, путь ей преградил Артем. Да не просто преградил, а
почти с разбегу налетел на мою, ни при каком раскладе не ожидавшую
лобовой атаки мать. Сцена выглядела очень комично. Величественная
Екатерина Георгиевна пошатнулась на каблуках и сумела сохранить
равновесие лишь в последнюю секунду, когда я уже почти воочию увидела ее
распластавшуюся в нелепой позе на полу. Но нет, ей все же удалось,
ценой идеального маникюра, ухватиться за косяк. Неловко и даже неуклюже.
Словом, совсем не по-королевски. Ярко алый ноготь с треском надломился и
отлетел за вешалку.
В ту же секунду, не удостоив мою мать взглядом, Артем,
бормоча что-то гневное и совершенно нечленораздельное, обрушился перед
ней на колени. Она, приоткрыв от потрясения ярко-накрашенные губы,
изумленно воззрилась на неестественно суетливого молодого человека,
поспешно собирающего разлетевшиеся по полу документы.
- Черт бы Вас побрал!... курица! - наконец-то сумела разобрать я обрывки его яростной тирады.
Удивительно! Кем-кем, а курицей мою мать еще вряд ли кто-то
посмел назвать. Кем угодно... стервой, гиеной, мегерой... но курицей...
Это нонсенс! Я в очередной раз усомнилась в здравомыслии Артема, что,
впрочем, не помешало мне злорадно ухмыльнуться, заметив промелькнувшие
на лице матери эмоции. Оторопь, ярость... и вместе с ними откровенная
беспомощность.
- Кира, что за приют для юродивых вы здесь устроили? -
недрогнувшим, почти слащавым голосом поинтересовалась она, презрительно
кивнув на Артема.
Впервые с момента появления на пороге моего кабинета Артем
поднял взгляд на величественную особу, у ног которой ему
"посчастливилось" ползать, и замер. Восхищенно или попросту ошарашено,
не важно. И то, и другое - обычная реакция мужчин при первой встрече с
моей матерью. Я заведомо знала, что за этим последует. Подобострастные
улыбки, серия неоригинальных комплиментов... В случае с Артемом,
наверное, еще и извинения. Очень искренние и, вероятно, сбивчивые.
Он оправдал мои ожидания лишь отчасти. Улыбнулся? Да.
Подобострастно? И этого тоже не отнять. Но нужно отдать ему должное,
быстро взял себя в руки. Поднялся с колен, нарочито небрежно отряхнул
брюки и хищно сощурился, пытаясь вернуть себе образ настоящего мачо.
- Я тоже очень рад Вас видеть, прекрасная незнакомка, -
растянув губы в теперь уже ленивой улыбке, заговорил он. - Прошу меня
извинить за неуклюжесть и, вероятно, бестактность.
Мать величественно кивнула и, демонстрируя свое
пренебрежение, шагнула к двери, продырявив каблуком одну из оставшихся
на полу распечаток.
- Могу ли я искупить свою вину, пригласив Вас на кофе? - коснувшись локтя моей матери, продолжил Артем.
Сцена не вызывала у меня ничего кроме омерзения. Откуда эта
высокопарность? Не сомневаюсь, моя мать испытывала схожие чувства. То, с
какой непроницаемой улыбкой на губах, она высвободила локоть из пальцев
Артема, не оставляло простора воображению.
- Кира, не будешь ли ты так добра вызвать охрану?
- Не волнуйся, он хоть и немного не в себе, но все же не буйный...
На меня устремились три пары гневных глаз. Три - потому, что
в эту секунду в дверном проеме как по мановению волшебной палочки
материализовалась Верка. Куда же без нее, когда дело касается Артема?
- Кира, как ты можешь? - с видом оскорбленной невинности взвыла она. Какая самоотверженность!
- Все, дорогие мои. Пора прекращать эту клоунаду, - резко
поднявшись из-за стола, отчеканила я. - Что за балаган вы здесь
устроили? Столкнулись лоб в лоб? Обошлось без телесных повреждений
различной степени тяжести? От-лич-но! Чем не повод разойтись тихо -
мирно каждый в своем направлении? Всем спасибо, все свободны. Не смею
вас больше задерживать.
Мне показалось, или я правда увидела гордость во взгляде
собственной матери? Наверное, и правда показалось... Но прежде чем я
успела удостовериться в чем-либо, она решительно развернулась,
продырявив каблуком еще одну распечатку, и скрылась в коридоре. Артем
метнул неуверенный взгляд на меня, затем на Верку, и столь же быстро
ретировался, так и не сообщив мне о целях своего вторжения в мой
кабинет. И мы остались наедине в экс-подругой. Прямо скажем, не
слишком-то приятное общество.
- Кир, зачем ты так об Артеме?
- Как "так"?
- Ты что же считаешь, что раз Артем не пополнил ряды твоих воздыхателей, то он... как это ты сказала? Не в себе?
- Здрасти, ёлка, Новый год! Что за чушь ты опять несешь? Какое мне дело до Артема и его амурных пристрастий?
- А то, что он теперь со мной! И держись от него подальше! Иначе...
- Иначе "что", Вер?
- Увидишь! И матери своей передай, чтобы прекратила вертеть перед ним задом!
- Кто о чем, а наша Верка о пустых угрозах... - насмешливо
скривилась я. - Шла бы ты лучше поработала... для разнообразия. А то
неровен час и тебя сокращение штатов может коснуться...
- Не волнуйся, не коснется... - фыркнула она. Но на этот раз ее поведение больше напоминало браваду, нежели самодовольство.
- Хочешь проверить?
Я бы вряд ли запомнила эту сцену в редакции столь детально,
если бы мне вскоре не узнать о ее далеко идущих последствиях. Прежде
чем девочка Надя, оказалась в нашем доме, моя мать "приютила" под своей
крышей нового молодого любовника - Артема.
Само собой, моя горячо любимая родительница не посчитала
нужным посвящать меня в подробности своей личной жизни. Артем тоже вдруг
начал меня избегать. Но последнее хоть и не укрылось от моего внимания,
вызывало лишь облегчение.
Потрясающую новость мне поведала Верка. Метающей гром и
молнии фурией она влетела в мой кабинет. Само собой без стука. И тут же
стала сыпать проклятиями в адрес меня, моей матери, бабушки, прабабушки
и, кажется, всех мои прародительниц вплоть до десятого, а то и
двадцатого колена. Впрочем, вычленить что-то конкретное из ее сбивчивой
тирады оказалось не так уж и просто. По крайней мере, мне на это
потребовалось не менее полуминуты. Вывело меня из ступора имя Сереги,
которого я якобы вполне сознательно отбила у Верки еще в школьные годы.
- Долго еще ваше семейство будет ломать мне жизнь? - рычала
моя бывшая подружка, нависнув над столом. - Это у вас в крови что ли?
Генетика? Вот в кого ты такой мразью уродилась! В мать свою!
- Потрясающее открытие. Поздравляю! - попыталась съязвить я.
Не просто так, а лишь бы прервать поток неконтролируемого гнева,
которым оглушила меня Верка. - И что же тебя натолкнуло на такую
шедевральную мысль?
- Ты еще ерничаешь? А ну, конечно! Для таких дряней, как ты и твоя матушка, в порядке вещей спать с чужими парнями!
- Ну-ну! Вер, выйди из кабинета, отдышись и... изложи свои
мысли в письменной форме. А что? Может быть, я наконец-то проникнусь
твоими писательскими талантами и даже выделю тебе колонку в журнале...
Договорились?
- Гадина!
- Опять двадцать пять... И это я уже тоже слышала. Давай по существу... и желательно по порядку.
- Куда уж существенней! Твоя мать отбила у меня Артема, а...
Я даже присвистнула от столь ошеломительной новости.
- Во дает-то!
- Именно, дает! Пенсия не за горами, а все туда же!
- Пенсия пенсией, но даже в свои годы моя мать и тебе, и мне фору даст. А ситуация с Артемом лишнее тому подтверждение.
- С ее-то деньгами... - брезгливо скривилась Верка и обессилено рухнула в кресло.
Она уже не смотрела на меня и, будто забыв о моем
присутствии до смешного трагично всхлипнула. Сокрушенно покачала
головой. Даже жаль ее отчего-то стало. Ненадолго...
- Что мне теперь делать-то? - после непродолжительного
затишья Верка подняла на меня полный надежды взгляд. Надежды на что? Или
на кого? Сложно поверить, что она искренне рассчитывала на помощь с
моей стороны. После всего того, что происходило между нами в последние
месяцы. Но я подсознательно начала прокручивать в голове слова
поддержки. Вот глупая-то.
- Не знаю, - наконец, пожала плечами я. - Но что-то мне слабо верится в долговечность этого союза.
- Предлагаешь подождать? А потом как голодной собачонке
кинуться подбирать объедки за твоей матерью? - зло прищурившись
прошипела она.
Я снова пожала плечами. На этот раз точно равнодушно.
- Что-то я не припомню, чтобы тебя когда-либо это волновало.
- Ну и тварь же ты! Я...
- Ладно, Вер. Не морочь мне голову. Любишь Артема? Хочешь
быть с ним? Так борись или терпеливо жди своей очереди. А нет? Гордость
вдруг нежданно-негаданно взыграла? Тогда иди своей дорогой. И давай,
наконец, закончим этот разговор. Ничем помочь тебе я не могу.
- Вот в этом ты вся! Жди... борись... иди своей дорогой... А
ты думаешь, я не замечала, как ты перед Артемом задом крутила... Может
ты сама сейчас выжидаешь время, пока твоя мать с ним натешится?
- Ничем помочь тебе не могу, - чеканя слова, повторила я. -
Мне абсолютно наплевать с кем кувыркается в постели этот доморощенный
Казанова. С тобой ли, с моей матерью... да хоть с продавщицей из
соседнего ларька!
Конечно, я кривила душой. Меня не могло не волновать, что у
матери теперь появился дополнительный источник информации обо мне и моей
жизни. И без того проблем хватало. Но Верке о моих опасениях знать было
вовсе не обязательно. Чем меньше ей известно, тем крепче спать буду я
сама. Проверено.
Судя по всему последние слова чуть успокоили мою
экс-подружку. Демонстративно вздернув подбородок, она резко поднялась из
кресла и не оборачиваясь проследовала прочь из кабинета. И я снова
осталась одна наедине с собственными тревогами.
Тревоги тревогами, но это ни стычка с матерью, ни абсурдные
выпады Верки, были далеко не единственными конфликтами, выпавшими на мою
долю в те две недели.
Даже всегда лояльная Галина Андреевна Городищенская не
желала оставаться в стороне от происходящего и, как не странно, это тоже
стоило мне не один десяток нервных клеток. Свекровь настаивала на
организации детского праздника, да не когда-нибудь, а сразу после того,
как мы заберем девочку из дома малютки.
- Кира, детка, если мы устроим настоящее торжество в честь
Нади, - пыталась она убедить она меня, - девочка сразу же, едва попадет в
нашу семью почувствует, что ее ждали... Что ее любят. Пригласим гостей с
детьми в наш загородный дом, клоунов, аниматоров, кукольный театр.
Горки, карусель во дворе поставим. Батут...
- Галина Андреевна! - прервала я ее возбужденную тираду. -
Галина Андреевна! Стоп-стоп-стоп! Я думаю это не слишком хорошая идея.
- Кира, ну послушай! Этим праздником мы убьем сразу двух зайцев!
- Галина Андреевна, давайте обойдемся без убийств, - попыталась отшутиться я. Безуспешно.
- Ты думаешь, Алисе так просто будет принять нового члена
семьи? Представь себе, то она одна была в центре внимания, и вдруг...
- Галина Андреевна, - снова перебила я свекровь. - Мы так не думаем. И ведем с ней разъяснительные беседы. Пошагово.
- А праздник еще раз покажет ей на нашем же примере, что
появление сестренки это чрезвычайно радостное событие. Праздник! Пойми!
- Галина Андреевна. Я знаю, что Алиса очень любит и
кукольный театр, и клоунов, и аттракционы... Знаю, но Надя другая! И мне
кажется, что ее такое широкомасштабное мероприятие, пусть даже
устроенное в ее же честь, в первый же день напугает. Вы поймите, это
ребенок с травмированной психикой! Ее нужно постепенно приучать к
посторонним людям. Пусть она сначала привыкнет к нам с Матвеем, а потом
уже будем праздники устраивать.
- Кира, она должна понимать, что попала в большую и дружную семью.
- Большая - не знаю, но насколько дружная, но большая-то уж
точно - семья у нее была в доме малютки. Теперь ей нужна теплота и
покой...
- Кира, да как ты можешь это место семьей называть! Это казенное учреждение, а не семья!
- Вот именно! Место, где из-за большого количества
обитателей никому нет дела до каждого ребенка в отдельности. Теперь же
нам нужно, чтобы Надя почувствовала себя индивидуальностью, а не одной
из толпы детей. Семья - это не толпа посторонних людей на детском
празднике. Девочке надо дать адаптироваться в новой среде, а Вы
предлагает сразу кинуть ее в шумный балаган! Давайте еще цыган пригласим
с медведями для полного боекомплекта!
- Кир, я двух сыновей вырастила. И могу тебе с уверенностью
сказать, что лучший способ доставить ребенку радость - это праздник в
его честь. Да и просто праздник. Много ли у нее радостей в детском доме
было?
- Галина Андреевна, вы путаете детей, которые с рождения
воспитывались в любящей семье, и Надю, которой и без шумных торжеств
сейчас предстоит оказаться в стрессовой обстановке. Мы пока для нее
чужие люди! И вряд ли в одночасье станем чем-то иным... Давайте позволим
ей освоиться, а потом уже праздники будем устраивать. Новый год не за
горами!
- Ты предлагаешь отложить празднование до Нового года? Но
пойми, дорого яичко к Христову дню. На Новый год Надя уже не будет
центром торжества.
- Она и сейчас не будет центром торжества, если мероприятие
пройдет в том формате, как предлагаете Вы. Если наприглашать кучу
незнакомых ей детей, ими тоже надо заниматься. Они будут носиться от
аттракциона к аттракциону, висеть галдящей оравой на клоунах, а она?
Сидеть в сторонке и испуганно таращить глаза на все вокруг? И это в
лучшем случае!
- Кира, а вдруг она с кем-то подружится!
- Галина Андреевна... - мученически застонала я. - Как Вы
это себе представляете? Кто-то из этой оравы избалованных детишек из
полных и обеспеченных семей... Более того, даже не подозревающих о том,
что где-то есть дети, у которых нет любящих родителей... вдруг откажется
от сигания на батуте и решит подружиться в испуганной девочкой Надей,
которая то уходит в себя, то начинает голосить по одной ей известным
причинам? Не смешите меня... Все, Галина Андреевна! Праздника не будет.
Пусть она пока к нам привыкнет, а потом уже и торжества устраивать в ее
честь будем.
- На Новый год?
- Хотя бы... Устроим тихий семейный праздник. С елкой,
хороводом, Дедушкой Морозом и подарками. Дом украсим, рождественские
носки над камином повесим... Алиса разучит какое-нибудь стихотворение
про сестренку... подарит ей рисунок из серии "Мама, папа, Надя, я -
вместе дружная семья"... Я ее к этому подготовлю. Теплота, уют, домашняя
обстановка... И никаких балаганов. Всё!
Свекровь не вняла моим аргументам и решила подойти с другой
стороны. Позвонила Матвею. Попыталась призвать нас к совести и даже
мягко намекнула, что мы ведем себя крайне эгоистично, не желая даже
попытаться изобразить радость ради несчастного ребенка, которому и без
того в жизни досталось. То, что она вынесет из нашего разговора именно
такой вывод, я, конечно, не ожидала, но... на долю секунды все же
задумалась, а нет ли в ее словах доли истины.
Матвей отмел такое предположение неожиданно яростно. Честно?
Мне еще не доводилось слышать, чтобы он разговаривал с матерью в таком
тоне.
- Мать, прекрати нести чушь! Мы делаем так, как считаем
нужным! И эгоизм здесь и рядом не лежал. Так что хватит! - Нажал на
отбой и, гневно бросив трубку на кухонный стол, схватил пачку сигарет.
Пока он курил на балконе я снова начала взвешивать все "за" и
"против" запланированного свекровью торжества. Не могу сказать, что
абсолютно все ее доводы вызывали у меня отторжение. В частности, она
совершенно права в том, что праздник мог бы показать Алисе, что
появление в нашей семье Нади - это радость. Но, раз мы с Матвеем решили
стать настоящими, более того, любящими родителями двоих детей, мы должны
думать не только о том, как всю эту кутерьму воспримет Алиса, но и о
потребностях Нади... и для нее-то этот праздник стал бы дополнительным
испытанием и новым стрессом. Почему же Галина Андреевна, вполне
здравомыслящая женщина, мать двоих детей, не желала этого понимать?
Или это я себя излишне накручивала в преддверии часа "икс"?
Как бы то ни было, детский праздник прочно засел в голове
моей свекрови. На следующий день она не придумала ничего оригинальнее,
кроме как позвонить моей матери. Удивительная женщина! Неужели она
рассчитывала получить у той поддержку?
Тогда-то моя горячо любимая родительница и узнала о том, что
ее единственная дочь не иначе, как свихнулась. Хотя сначала у нее все
же возникли сомнения во вменяемости матери Матвея. Именно с этим
вопросом она и позвонила мне сразу после того, как поговорила с Галиной
Андреевной.
- Кир, что за бред несет твоя разлюбезная свекровь? Какой
еще детский праздник она требует? - без предисловий выпалила моя мать в
трубку.
В груди похолодело. Честно. Не так моя мать должна была
узнать об удочерении... Как минимум это обязана была сказать ей я. Но
откровенно трусила, откладывая разговор на потом.
- А... она и до тебя добралась, - выдержав неестественную паузу, протянула я.
Голос позорно дрогнул, и это не укрылось от внимания матери.
- Кира? Что происходит? Что еще за Надя? И при чем здесь мы?
- Надя - это девочка, которую подкинули мне в прошлом году... Дочь Матвея, - обреченно выдала я.
- И?
- Что "и"?
- И при чем здесь мы?
- То есть ты считаешь, что эта девочка никакого отношения к нам не имеет? - Усмехнулась.
- Да, я считаю, что ни к тебе, ни ко мне этот подкидыш
никакого отношения не имеет, - чеканя слова, подтвердила мать. -
Ни-ка-ко-го!
- Так не бывает. Она есть. И, как бы нам не хотелось
обратного, вычеркнуть ее из своей жизни я не могу. Мы с Матвеем решили
забрать ее из дома малютки.
- Кира!
Одно лишь слово, но сколько в нем было эмоций. Гнева,
недоумения, разочарования и ужаса. Да, моя мать была в ужасе от моих
слов. И от этого никуда не деться. Не спрятаться, не трубку положить...
- Ну и дура же ты! Он тебе своего приблудка на шею посадить
хочет, а ты и рада стараться. Чужой крест на себя взвалить и тащить пока
сил хватит. Мне стыдно за тебя!
- Правда что ли? А за себя после таких слов?
- Замолчи! И послушай мать, раз своих мозгов не нажила. И не
вздумай этого ублюдка к себе в дом тащить. Или вдруг любопытно стало,
как это быть всеобщим посмешищем?
- Как ты, например? - Зря я, конечно, это сказала, да еще и насмешливо. Но время вспять не повернуть...
- Что-о-о-о? Да как ты смеешь?
- Как-то смею... Прежде чем меня стыдить, будь добра
разберись со своими юными сожителями. А потом уже можно будет поговорить
о том, что смешно, а что противно.
- Моя личная жизнь тебя не касается! Соплячка! Но знай, если
ты все-таки решишься принять эту девчонку, матери у тебя больше нет! Ты
поняла меня? Мне такого позорища не нужно!
- Вот и поговорили. Рада была тебя услышать.
Я не решилась рассказывать кому-либо о той милой и очень
душевной беседе с матерью. То ли стыдно было, то ли больно вновь и вновь
возвращаться ко всей этой мерзости. Тем более, не хотелось разбираться
кто из нас прав, кто виноват... Обе хороши.
Попыталась забыть. В какой-то мере мне это удалось.
Эпопея же с детским праздником продолжалась. И любое
упоминание о нем уже вызывало нервную дрожь не только у меня, но и у
Матвея. К счастью, мы с ним придерживались одной позиции и могли
выступать против бульдозеро-подобного напора его матери единым фронтом.
После нескольких безуспешных попыток убедить нас в своей правоте Галина
Андреевна наконец-то решилась прибегнуть к помощи собственного мужа. И о
чудо! Наконец-то кто-то сумел вправить ей мозги.
Михаила Сергеевича мало волновали и ее, и мои доводы. У него
была своя правда, против которой превращались в руины все благие
намерения Галины Андреевны.
- Галь, - не терпящим пререканий тоном начал он. - Выкинь
эти глупости из головы раз и навсегда. Зачем нам лишняя шумиха вокруг
Нади. Мы изо всех сил пытаемся избежать публичности, а ты вдруг решила
наши семейные дела сделать достоянием общественности? Гостей пригласить?
Детей и внуков наших соседей и деловых партнеров? Ты бы еще в газету
объявление дала, что Городищенские от ребенка отказались и в детский дом
сдали.
- Так никто же не узнает, что она наша кровная?
- Да что ты говоришь? - елейно пророкотал он. - Не узнают? У
нас сарафанное радио лучше всяких газет работает. Я уже вижу заголовки
желтых газет о "липовом благородстве толстосумов". Так что выкинь все
эти мысли о детских праздниках в честь Нади из головы напрочь. И...
языком тоже не трепи направо и налево.
- Так что же мы ее от людей что ли прятать будем?
- Прятать не будем... Но сообщать общественности о точном
дне появления девочки в нашей семье вовсе не обязательно. Есть она и
есть. А с каких пор, никого не касается. Ты хочешь, чтобы когда она
подрастет, ей каждый встречный кричал вслед, что она приемыш? Пожалей
девочку.
Через два дня нам предстояло забрать Надю из дома малютки. И
спасибо Михаилу Сергеевичу было решено ехать туда в узком семейном
кругу. Вчетвером. Хотя, на мой взгляд, хватило бы и нас двоих - меня и
Матвея.
К тому моменту Карен Ашотович уже представил полный отчет о
результатах анализов. И, да, в целом все выглядело не так уж и плохо,
как могло бы быть. Почки подлечили, дополнительных диагнозов поставлено
не было... но и энцефалопатия волшебным образом не улетучилась. И
предсказать, чем это грозит девочке в ближайшем а, тем более, отдаленном
будущем, врач не брался. Само собой.
Мы тоже не загадывали так далеко вперед, ограничившись пока
делами насущными - прежде всего обустройством ребенка на новом месте.
Надину, а точнее бывшую Алисину кроватку, было решено поставить к нам в
спальню в оформленный специально для нее детский уголок. Не то чтобы я
категорически не желала, чтобы Надя делила детскую с Алисой, но такой
шаг мне все же казался преждевременным.
И тут мы столкнулись с новой проблемой. К слову, вполне ожидаемой.
Алиса, увидев перестановку в родительской спальне,
насупилась и, горестно шмыгнув носом, убежала в детскую. При этом
забаррикадировав дверь домиком Барби.
Преграда, конечно, не велика, но сам факт очень значим.
И мы отлично понимали, откуда растут ноги у такой реакции на детский уголок.
Не так давно нам с немалым трудом удалось-таки убедить
Алису, что своя собственная комната - это не просто замечательно, но и
своего рода показатель взрослости, ведь каждая взрослая девочка должна
спать в отдельной спальне. И родители вовсе не будут любить ее меньше,
если ночью нас будет разделять стенка.
Алиса долго и упорно сопротивлялась нашим аргументам. Не
плакала и даже не хныкала. Просто упрямо качала головой, выражая
несогласие молчаливо и совершенно категорично, всем своим насупленным
видом показывая, что она даже обсуждать этот вопрос не намерена.
Пришлось пойти на маленькую хитрость. Мы начали привлекать
Алису к разработке дизайна интерьера ее будущей комнаты. Будто случайно
подсовывали ей журналы с яркими иллюстрациями, на которых она могла
воочию увидеть, от чего отказывается. Нам удалось пошатнуть ее
упрямство. И во многом благодаря тому самому домику Барби.
Едва увидев его на фотографии, Алиса тут же постановила, что
это жизненно необходимая вещь для любой девочки, без которой ни о каком
счастливом детстве и речи быть не может.
Матвей ловко ухватил удачу за хвост и, усадив Алису к себе
на колени, сказал, что мы ни в коем случае не отказываем ей в новой
игрушке, но есть одна незадача - в родительской спальне она просто не
уместится. А вот в интерьер отдельной комнаты, от которой она так упорно
отказывается, домик Барби вписался бы идеально. Как и многие другие
вещи.
Алиса снова насупилась, сосредоточенно морща лобик. Кажется,
взвешивала все "за" и "против". Но на этот раз невооруженным взглядом
было заметно, лед тронулся. С того дня, пусть и по-прежнему не давая
окончательного согласия, наша дочь принимала активное участие в
оформлении детской.
Она же, кстати, и поставила завершающий штрих в интерьере
комнаты по окончании ремонта. Решительно забрав из гостиной семейную
фотографию в строгой рамке, водрузила ее себе на прикроватный столик.
- Вот! - Приосанившись и демонстративно скрестив руки на
груди, посмотрела она на нас, будто приготовившись бороться за свой
трофей. Но, не встретив никаких возражений с нашей стороны, уже через
пару секунд запрыгнула на застеленную бежевым стеганым покрывалом
кровать.
С тех пор я наивно полагала, что история с нежеланием Алисы
переезжать в отдельную комнату не будет иметь продолжения. Ошиблась.
Едва она поняла, что ее место в родительской спальне скоро займет
девочка Надя, детская ревность отчетливо дала о себе знать...
Мы не решились вторгаться в личное пространство дочери,
ограничившись словесными увещеваниями из-за двери. Пытались уговорить ее
впустить нас. Прежде всего, чтобы она понимала, что мы относимся к ней,
как к взрослой девочке. Как к личности, имеющей право на собственное
пространство, которое без ее желания не нарушит.
- Алис, - мягким голосом начал Матвей, усевшись на пол у двери ее комнаты. - Поговорим?
За дверью воцарилась гнетущая тишина, прерываемая едва
слышным посапыванием. Я будто воочию видела дочь, обиженно хмурящую
брови и поджимающую нижнюю губу, пытаясь не расплакаться. Алиса даже в
младенчестве не любила лить слезы, старательно пряча их окружающих, если
все же не могла их сдержать. Тот раз не стал исключением.
- Не хочу! - послышался из-за двери ее тихий, немного
надломленный голос спустя несколько долгих секунд. Я чуть расслабилась,
увидев в том, что она прервала молчание добрый знак.
- Алис, но ты же понимаешь, что так разумные девочки не
ведут себя, - дождавшись ответа, продолжил Матвей. - Если тебя что-то
беспокоит - это не надо скрывать от папы с мамой. Это надо обсудить.
- Не хочу, - еще тише повторила Алиса.
Я присела рядом с Матвеем на пол и в тот же момент поняла,
что лучше бы продолжала стоять, оперевшись плечом о стену. Мышцы
расслабились, а вместе с ними и натянутые до предела нервы. Меня начала
бить лихорадочная дрожь. Едва справляясь с подкатывающей истерикой, я
попыталась взять себя в руки и придать уверенность и твердость голосу:
- Алис, но это же не дело. Проблемы нельзя умалчивать, их надо решать. Так делают все взрослые люди.
- А я не хочу быть взрослой, - тихо всхлипнула Алиса и тут же капризно повторила: - Не хочу! Не хочу!
Сердце ухнуло в бездонную пропасть в то время, как в голове
воцарилась звенящая пустота. Ни одного аргумента, ни одной внятной
мысли, лишь обрывки пугающих своей остротой и категоричностью эмоций... Я
обреченно прикрыла глаза, уткнувшись затылком в стену.
Матвей молчал и как же яро я ненавидела его за это молчание.
Вновь и вновь возлагала на него ответственность за все, что с нами
произошло в последний год. За испытания, которым он подверг меня, наши
отношения, а теперь еще и Алису. Она то в чем виновата?
Ногти впились во вспотевшие ладони. Едва не скрежеща зубами от ярости, я
скривила губы в ехидной улыбке и обратила испепеляющий взгляд на
Матвея. Он вздрогнул.
- Ну же... - картинно изогнув бровь, ядовито усмехнулась я. - Что Вы нам на это скажете, дорогой папочка?
- Кир, успокойся, - ободряюще накрыв ладонью мои пальцы, чуть слышно прошептал он. Наверное, не следи я так пристально за его мимикой, произнесенные им слова и вовсе не коснулись бы моего слуха.
Но успокаиваться-то я как раз и не желала. От того, чтобы закатить скандал, останавливало лишь присутствие Алисы.
- Алис, - осторожно продолжил Матвей, не отрывая от меня
напряженного взгляда. - Хорошо, договорились. Теперь мы с мамой всегда
будем воспринимать тебя маленькой девочкой, если тебе так хочется.
Правда в таком случае снова снабдить тебя соской, погремушками,
подгузниками... усадить в коляску, которая тебе так когда-то надоела...
Да и от школы, в которую ты так стремишься поскорее пойти, тоже
придется отказаться. Ах да... помнишь, мы ведь уже обсуждали с тобой,
что кукольный домик - это тоже игрушка для больших девочек... жаль,
конечно... Но раз ты вдруг поняла, что...
Кажется, мы снова вели нечестную игру, смахивающую на шантаж.
Неприятно, даже противно, но альтернативных методов воздействия на дочь
ни я, ни Матвей не видели.
Как не странно, слова Матвея подействовали на Алису
отрезвляюще. За дверью послышался скрежет отодвигаемого от двери
пластика - домика Барби и уже через несколько секунд Алиса впустила нас
внутрь. Сама при этом нарочито важно скрестила руки на груди и отошла к
окну.
- Вы отдадите мои игрушки новой девочке, обиженно насупившись, спросила она, едва мы переступили порог.
- Алис, пока ты не приняла окончательно решения стать снова
маленькой девочкой, давай все-таки поговорим, как взрослые. Согласна?
- Да, - поспешно кивнула она и, кажется, даже немного расслабилась.
- Игрушки только твои и с появлением маленькой сестренки
никто их у тебя не заберет. Если ты, конечно, сама не захочешь от них
отказаться. К сожалению, твои слова о том, что ты снова хочешь быть
маленькой девочкой, показывают нам с мамой, что...
- Нет, я так не хочу! - перебила Матвея Алиса и капризно выпятила губу. - Мои игрушки - это мои игрушки. И...
- Что "и", Алис? - воспользовавшись секундным замешательством
дочери, с мягкой улыбкой на губах поинтересовался Матвей. - Разве это
честно? Ты хочешь получать все привилегии взрослых девочек, но в то же
время ограничиться обязанностями маленькой?
- Не честно, - обреченно вздохнув, потупилась Алиса и, не
поднимая на нас глаз, уселась на кровать. - Но почему ей можно спать с
вами в комнате, а мне нельзя? Так тоже не честно.
- Алис, но она же тоже не всегда будет маленькой и когда-нибудь, как и ты будет спать в своей собственной комнате.
- Правда?
- Конечно, правда. А пока мы очень надеемся на тебя, Алис. Ты
же поможешь ей освоиться и стать полноценным членом нашей семьи?
- Да. Она маленькая, а я уже большая и должна ей во всем помогать. Вы мне говорили.
- Вот и умничка.
* * *
Забирать Надю из дома малютки мы поехали без Алисы, хотя, по
мнению детского психолога, это могло бы благотворно сказаться на
сближении девочек. Но Алиса отказалась наотрез, поведав мне по секрету
на ушко, что они с няней готовят сюрприз для сестренки.
Услышав слово 'сюрприз', я невольно вспомнила разговоры со
свекровью о детском празднике, но, в конце концов, все-таки решила
положиться на здравомыслие Елены Валерьевны. Риск оправдывал себя,
потому что в сложившейся ситуации нам жизненно необходимо было
продемонстрировать Алисе, насколько мы ей доверяем.
В доме малютки щебечущая и сюсюкающаяся с Надей Галина
Андреевна волей-неволей оттеснила и меня, и Матвея, и Михаила Андреевича
на задние позиции. Хотела ли она тем самым помочь нам или же
действовала на интуитивном уровне, в любом случае сначала я была ей
благодарна за дополнительную отсрочку.
Только не успели мы добраться до дома, как от ее
непрекращающегося щебетания начала раскалываться голова. И кажется, не
только у меня, Матвея и Михаила Сергеевича, но и у Нади. Пребывавшая
в уже знакомом мне апатичном оцепенении девочка вдруг заголосила так
истошно и пронзительно, что сидевший за рулем Михаил Сергеевич от
неожиданности резко нажал на тормоз.
- Галь, да оставь же ты ребенка в покое, - гневно прикрикнул он на жену. - Ты ее нервируешь! Отдай девочку Кире.
Галина Андреевна притихла и, не тая сомнений, покосилась на меня.
- Не волнуйтесь, - ободряюще и в то же время сардонически улыбнулась ей я. - Справлюсь.
Свекровь передала мне продолжавшую надрывно голосить Надю с
заметной неохотой. Стоит ли ее за это винить? Не думаю. Все ее действия
на самом деле были продиктованы исключительно благими намерениями. Будь
ее воля она бы и вовсе забрала Надю к себе на воспитание. Но Михаил
Сергеевич был категорически против такого поворота событий. Мы с
Матвеем, по его мнению, сами должны были справляться со своими
проблемами, не надеясь на родителей.
Он, несомненно, был прав. Только меня все равно не оставляла
малодушная мысль, насколько бы нам всем стало проще, живи Надя с
бабушкой и дедушкой...
Успокоить девочку удалось не сразу. Уже припарковав машину у
дома, мы все еще продолжали стоять у подъезда и напару с Матвеем
приговаривали что-то ласковое и ободряющее. Но Надя будто не слышала
нас. Или не желала слышать. А ведь почти год назад, гонясь за Нюрочкой, я
справилась с этой задачей гораздо проще.
- Надюш, ты у нас никак в певицы метишь, - почти отчаявшись
добиться успеха, насмешливо протянула я. И о чудо! То ли выдохлась Надя,
то ли на нее так подействовали ехидные нотки в моем голосе, но она
неожиданно для нас всех притихла. И что еще более странно, ее взгляд на
секунду или две приобрел некую осмысленность.
- Вот и замечательно, - стараясь придерживаться той же
интонации, продолжила я. - Очень разумно с твоей стороны. А то мы уж
испугались, что ты сорвешь голос, так и не успев выйти на сцену. Это
стало бы невосполнимой утратой для отечественного шоу-бизнеса. Подумай
над этим, когда в следующий раз решишь поразить нас мощью своего голоса.
- А теперь, Надюш, пора бы нам все-таки отправиться домой. Тебя там уже Алиса заждалась...
|
Главная
Регистрация
Вход
RSS
