Приветствуем! |
|---|
| 
|
Блог |
|---|
 Достоевский ни в чём не виноват!Категория: Критические статьи![Нажмите для увеличения картинки]() Представителям европейских государств, где пытаются запретить изучение творчества Достоевского и других российских и советских писателей, не надо забывать, надо знать, что российская и советская литература являются частью мировой литературы, частью мировой культуры. Добавил: Васил Про двух россиянКатегория: Познавательно-развлекательное![Нажмите для увеличения картинки]() В этой работе я расскажу в краткой форме про двух россиян, которых знаю лично. За достоверность информации, как говорят, гарантирую. Первого россиянина я назову Игорем, а второго героя моей статьи я назову Вероникой. Добавил: Васил
|
Соцопрос |
|---|
Сколько Вам лет?
Всего ответов: 126
|
|
Проза
Я умею прощать - 3
Закончились две недели моей первой в жизни экспедиции, а
вместе с ними и наша с Серегой дружба. Я знаю, Матвей действительно
переживал и ругал себя на чем свет стоит за то, что не смог сдержать
своих чувств ко мне и тем самым предал друга детства.
Вероятно, нужно было просто дать Сереге время и не слишком
афишировать наши с Матвеем отношения, но теперь уже ничего не изменить,
не исправить. Да и не так-то просто было скрывать от окружающих наш
внезапно вспыхнувший роман, особенно после моей позорной попытки утопить
истерику в бутылке самогона. Еще сложней было влезть в той ситуации в
Серегину шкуру.
Утром выяснилось, что количество выпитого накануне
демидрольного самогона никак не совместимо с хорошим самочувствием.
Первые пару часов после побудки еще куда ни шло. В космонавты таких,
конечно, не берут, но я хотя бы могла самостоятельно ползать. Правда
только по одному единственному маршруту и исключительно в ответ на
бескомпромиссные требования желудка самоочиститься. А после того, как в
чью-то гениальную голову пришла столь же гениальная мысль, что лучшее
средство от тяжелого похмелья - это не иначе как раствор марганцовки, в
лагере начали делать ставки, доживу ли я до вечера. Результаты
тотализатора показали, что преобладающее большинство склонялось к
обратному. Но назло всем доброжелателям, а заодно и их мрачным
прогнозам, я все-таки оклемалась. Было бы обидно отойти в мир иной, едва
добившись любви Матвея.
Сложно сказать, на кого из нас было страшнее смотреть, когда
я наконец-то начала приходить в себя. Скорее всего, конечно, на меня,
но относительно своего внешнего вида могу лишь стоить догадки, а Матвея я
в тот момент имела удовольствие лицезреть. На меня смотрели его
ввалившиеся, потемневшие глаза. Затравленные. Полные отчаяния. Моя
голова покоилась у него на коленях. Он нервно гладил меня по спутанным
волосам и что-то тихо бормотал. Я попыталась пошевелиться.
- Кирюш, ты так больше не шути. Ладно? - Я знаю, он старался
сказать это в нашей обычной чуть ироничной манере общения, но голос
дрогнул. Наверное, именно в тот момент я поняла, что он на самом деле
любит меня.
Я слабо улыбнулась, сжав его пальцы. Кивнула. Никогда раньше не чувствовала себя такой счастливой.
Это потом я узнала, как Матвей, украсив физиономию моего
главного собутыльника живописным фингалом, рванул в Спасск в поисках
врача. Как притащил полупьяного эскулапа, который беспомощно разводя
руками и опасливо поглядывая на моего разъяренного принца, лепетал, что в
больнице кроме аспирина и бинтов ничего нет. Как Серега, разжившись у
местных жителей очередной бутылкой самогона, организовал тот самый
тотализатор. Как толстушка в очках пыталась разбить к тому моменту уже
опустевшую бутылку о голову моего бывшего друга, яростно крича, что он
сволочь. Как Серегин отец, начальник экспедиции, опасливо поглядывая в
мою сторону, бегал по лагерю и собирал подписи на какой-то бумажке,
которая, видимо, должна была обезопасить его на судебном разбирательстве
в случае смерти несовершеннолетней, за которую он в тот момент нес
юридическую ответственность. Я его не виню. Ведь и, правда, не он же
вливал мне в глотку самогон. Сама отличилась.
Через день, убедившись в том, что мой организм немного окреп
после алкогольного отравления, Матвей не терпящим возражений тоном
заявил, что мы уезжаем. Думаю, все руководство экспедиции - не только
Серегин отец - вздохнуло с облегчением, а, быть может, даже
перекрестились на ржавый крест церквушки у нашего лагеря.
Лето подошло к концу, наступил новый учебный год, последний в
моей школьной жизни. Из череды совершенно обычных событий уже далеко не
просто выделить что-то на самом деле важное. Вероятно, к середине
сентября как всегда пожелтела листва. Зарядили дожди, постепенно смывая
яркие краски осени. Почернели от влаги стволы деревьев. Потом выпал
снег, укрыв прелые листья поблескивающими на солнце снежными островками.
Настоящая зима началась, наверное, не сразу. С неба срывался то снег,
то снова дождь. Но ведь это теперь не имеет никакого значения. Важно
лишь то, что мы с Матвеем по-прежнему были вместе. И в его жизни больше
не было никаких Некстов. В нашей жизни.
Москву охватила предновогодняя лихорадка. Извечная проблема
выбора подарков, места встречи нового года, составления праздничного
меню. Впервые в жизни я не воспринимала декабрь худшим месяцем в году.
Я вообще не любила праздники. А Новый Год в особенности. Для
меня это была лишь ночь несбывшихся желаний и гадкого ощущения
обманутости. Носишься как потерпевшая по магазинам в поисках подарков
для всех-всех-всех. Придумываешь для каждого что-то уникальное. А в
отместку получаешь конверт с деньгами и устными указаниями на что их
потратить от матери, а заодно груду ненужных стандартных сувениров от
всех остальных. Очень унизительно.
А еще это нелепое ожидание чуда. Вот скажите, с кем-нибудь
когда-нибудь случались чудеса только потому, что на дворе канун Нового
года? Со мной нет! Очень бы хотелось, но... нет!
Да, я понимаю, мое отношение к этому празднику было сродни
разочарованию ребенка, вдруг узнавшего, что Дедушка Мороз - это просто
хорошо подвыпивший дядя из агентства, и в шестнадцать лет уже глупо
расстраиваться по этому поводу. Я и не расстраивалась. Просто не любила и
до сих пор не очень люблю Новый год.
И вдруг с появлением в моей жизни Матвея, отсутствие
обещанных чудес и Дедушки Мороза стало восприниматься гораздо спокойнее,
ведь у меня уже было все, о чем я раньше могла только мечтать. Любовь.
Взаимная.
Помню, по телевизору как раз транслировали праздничное
обращение Путина. Хозяин дачи, весельчак Андрюха, нетерпеливо поглядывая
на экран, сдирал фольгу с бутылки Шампанского. Все столпились вокруг
стола, держа наготове фужеры. Матвей, положив мне руку на талию, ласково
притянул к себе, и тихо-тихо прошептал на ухо:
- А ровно год назад я загадал, чтобы мы с тобой были вместе.
Глуповато улыбаясь, я подняла на него глаза и нежно коснулась губами его губ.
- И я.
Я и в тот раз загадала то же самое. А чего еще мне было
желать под бой курантов? Успешной сдачи выпускных и вступительных
экзаменов. Уж в этом-то Дедушка Мороз мне точно ничем не смог бы помочь.
Все зависело только от меня. А поэтому фактически уже свершилось.
Через полгода я, действительно, благополучно окончила школу,
получила их рук важной тети из районной администрации серебреную
медальку и поступила на журфак МГУ. Конечно, я волновалась. Думаю, это
стандартное и абсолютно нормальное чувство любого, даже самого
всесторонне подкованного абитуриента. Под "всесторонне" я подразумеваю
не только знания, но и некую материальную подстраховку, которую в случае
моего провала на экзаменах готова была обеспечить матушка. Несмотря на
браваду перед ней, Матвеем и друзьями, это придавало мне еще немного
уверенности. Но, хотите, верьте, хотите - нет, бюджетные места в МГУ -
это не миф. По крайней мере, в мои студенческие годы.
После моего поступления мы с Матвеем поехали в деревню к его
бабушке с дедушкой. Я никогда до этого не была в настоящем селе. Точнее
была, но совсем не таком... Здесь же в каждом дворе были свиньи, куры,
гуси, корова, а чаще всего даже не одна... И этих самых коров по вечерам
гнали с пастбища по главной улице колхоза. Настоящее село. Матвей
правда меня постоянно пытался поправить, что это не село вовсе, а хутор.
Но, честно говоря, я не считала этот вопрос принципиально важным. Какая
разница? Да, я так и спросила. Мой прекрасный принц ухмыльнулся и гордо
поведал мне об административном делении бывшей Области Войска Донского.
О станицах и хуторах. Но более всего о казачестве...
- Казачок ты, значит? Неожиданно, - усмехнулась я.
- Если только придерживаться дедовой позиции, что это
закладывается генетически. Вот увидишь моего деда, поймешь, что такое
настоящий казак.
После этих слов я, честно говоря, ожидала увидеть чуть ли не
Тараса Бульбу. Этакого статного усача в шароварах, бритого налысо и
обязательно с длинным чубом. Но у калитки нас встретил совершенно
обыкновенный старик в белой, местами засаленной фуражке, выгоревшей
желтой рубахе навыпуск и широких латаных штанах, заправленных в
шерстяные носки. Ни чуба, ни усов, ни даже шаровар.
Зато, как я успела убедиться за последующую неделю, он на
самом деле настолько гордился своей принадлежностью к казачеству, что
порой это даже выглядело комично. И дождя он не боится, потому что
казак. И на коня он сядет хоть сейчас, потому что казак. И водой
холодной будет мыться, потому что казак. Но все же, несмотря на все эти
чудаковатые выпады, чувствовалось в нем нечто харизматичное, волевое,
настоящее.
Помню, по случаю нашего приезда вся мало-мальски близкая
родня Матвея собралась у его деда. За домом, в саду под яблоней, накрыли
длинный стол, во главе которого, распивая с сыновьями самогон из
собственных запасов, восседал дедушка. Бабушка суетливо раздавала
указания снохам, внучкам и единственной дочери, матери Матвея.
- Вот колгота, не жена, - добродушно усмехнулся дедушка,
когда она в очередной раз просеменила от крыльца дома до летней кухни. -
И так цельну жизню. Бегает. Крутится. Колгота. Казаков четверых
народили, казачку одну. Внуков теперя полон двор. Дай Бог правнуков
дождемся. Сядь посиди. Ай, нет. Все суетится.
И столько гордости было в тот момент в его голосе, что я
сама, затаив дыхание представила, что, быть может, когда-нибудь, через
много-много лет, Матвей будет говорить про меня с такой же теплотой
нашим детям.
А потом вся семья наконец-то расселась за общим столом. И
дедушка на правах главы семьи встал и произнес горделивый тост за
родственные узы, за свою жену, хранительницу очага, за детей, за внуков,
и за двух красавиц - Киру и Светлану - которые запали в душу его
старшим внукам - Матвею и Димитрию - и теперь находятся среди столь
дорогих его сердцу людей. И в тот момент я действительно почувствовала
себя частичкой единого целого. Членом их большой дружной семьи.
К сожалению, бабушка Матвея отнеслась ко мне не столь
доброжелательно, как дед. Не могу сказать, что она была настроена
враждебно, но и особой симпатии не выказывала. Скорее уж, терпела мое
присутствие, как нечто, что ей было не под силу изменить. Впрочем, она и
к Светке, девушке двоюродного брата Матвея, относилась так же. Но той
было проще. Она-то остановилась у своих родственников и контактировала с
бабушкой своего молодого человека лишь изредка.
Да и я старалась пореже попадаться ей на глаза, особенно
после случайно подслушанного разговора старушек на лавочке. А быть
может, и не случайно. Все-таки существует небольшая доля вероятности,
что он был предназначен именно для моих ушей.
- Такая Анютка у Кати ладная девчонка. А нет... привез
Матвейка городскую. Взглянуть не на что. И на кой... привез? Хто она
ему?
Не знаю, что больше всего задело меня в этих словах. То ли
пренебрежительное отношение бабушки ко мне, то ли всплывшее вдруг имя
какой-то неизвестной Анютки. Хрен редьки не слаще, как говорится. Было
на самом деле обидно, ведь я очень старалась понравиться старушке.
Наравне с ее родными внуками копалась в огороде, собирала яблоки на
сушку, мыла банки под закрутку. Чем еще можно вызвать симпатию пожилой
деревенской женщины? Я думала, трудом. Но все без толку. Какая-то Анютка
все равно в ее глазах была более завидной невестой для любимого внука.
С пресловутой Анюткой, или Нюрочкой, как называл ее Матвей,
мне, кстати, довелось познакомиться в тот же вечер. Я бы с радостью
обошлась и без этого знакомства, но в клубе крутили танцы, и Матвей вбил
себе в голову, что нам с ним просто необходимо разнообразить
"культурную программу". Если бы я заранее знала, что под таким
безобидным словосочетанием в деревне подразумевается коллективная
попойка у колонки за клубом и три калеки, отплясывающие нечто в стиле
племени тумба-юмба под завывания "Тату", доносящиеся из клубной
стереосистемы, меня бы и пинками не выгнали на улицу. Пусть я ханжа, но
меня такие сборища никогда особо не привлекали. Московские клубы - еще
куда ни шло, но этот быдлостан точно не для меня. Мне гораздо приятнее
было бы, как и в предыдущие два вечера, поехать на пруд с Матвеем,
Димкой, Светкой и еще парочкой их друзей. Разжечь у воды небольшой
костер, петь песни под гитару, ну и само собой пить самогон под хорошую
закуску. Так нет же, оказалось, что девочки ни за что не хотят
пропустить танцы.
Час "икс" настал, при этом проверив на прочность мои
барабанные перепонки. Мы стояли на порожках клуба у парапета. Что-то
обсуждали. И вдруг почти у меня над ухом раздался этот вопль. Я не
слышала звуков Иерихонской трубы, но мне кажется, они были значительно
тише.
- Матвейка! Ты приехал!
У меня крепкие нервы, но от неожиданности подкосились
колени. Светка с Димкой синхронно захохотали. Матвей опасливо повернулся
на звук, и в эту секунду ему на шею бросилась какая-то девица. Я даже
разозлиться не успела.
- Нюрочка! - едва ли не обреченно протянул Матвей и
постарался отцепить ее от себя. Я еще не поняла кто это такая, но в
голове моментально всплыла детская считалочка:
- Я липучка, рубль штучка. Ты кому меня продашь? - тут же озвучила я свои мысли. Зачем-то. Почти машинально.
Димку со Светкой одолел новый приступ истерического хохота.
Вокруг скопилась толпа восторженных зрителей. Девица отпустила Матвея и
недоуменно воззрилась на меня.
- А ты кто такая?
- Нюрочка, познакомься - это моя невеста Кира, - ответил за
меня Матвей. Не смущенно, не дерзко, а совершенно равнодушно. - Кирюш, а
это Нюра - моя коллега по песочнице.
Я наконец-то поняла, что за птичка-невеличка повисла на моем
прекрасном принце. Анютка. Та самая Анютка, которую бабушка прочила
Матвею в невесты. Имя Нюрочка ей подходило, действительно, гораздо
больше. Я с интересом рассматривала неудачливую соперницу. Подрагивающий
подбородок. Слегка приоткрытый рот. Очень ярко накрашенные губы. Чуть
заостренный носик. Ошарашено округлившиеся, ярко подведенные черным
карандашом карие глаза. Укороченная челка. В целом, если стереть те две
тонны штукатурки, которые она на себя наложила под видом макияжа, ее
даже можно было бы назвать симпатичной.
- Приятно познакомиться, - чуть слышно пробормотала она и неловко улыбнулась Матвею. - Я не знала, что ты приехал. Надолго?
- Да нет. На пару недель. Семейный сбор, - бодро отрапортовал он и приобнял меня за талию.
- А, ну, ясно, - протянула она. Тихо. Надломлено. Чуть
замешкалась, будто бы не зная, что делать дальше, и двинулась обратно
вниз по ступеням. - Будет время, заходи - поболтаем.
Очень трогательная сцена. Мне даже жалко стало эту Нюрочку. Правда. Не такая уж я и твердокаменная.
Говорят, влюбленные эгоистичны. Может быть. Если речь идет
о неразделенной любви. Я неплохо прочувствовала это на своей собственной
шкуре. Но с тех пор, как моя попытка расправиться одним ударом с
печенью и репутацией расставила все точки над "i" в наших с Матвеем
отношениях, я стала гораздо более внимательна к людям.
Нет, меня по-прежнему мало волновали голодающие африканские
племена, нищие попрошайки в метро, а заодно и жертвы терактов. Зато
откуда ни возьмись, появилось некое подобие сострадания к ближнему.
"Ближнему" в самом прямом смысле слова. То есть к тому, на кого в данный
момент упал взгляд.
И в тот вечер у клуба то же самое. Смотрела на подрагивающий
подбородок Нюрочки - жалела ее. Провожала взглядом ее понурую спину -
продолжала жалеть. Краем глаза заметила, как она оступилась на
колдобине, сворачивая за угол к колонке - снова пожалела. Правда, с
примесью высокомерного презрения. Но стоит ли меня за это винить? Я же
не мать Тереза.
Весь вечер эта девушка не выходила у меня из головы. Я
пыталась переключить внимание на что-то другое, но результат был
ничтожен. Мне очень нужно было поговорить наедине со Светкой. Она хоть и
не местная, но варилась в котле хуторских сплетен чуть ли не с
младенчества, поэтому уж о том, что связывало Нюрочку с Матвеем,
поведать мне могла. Почему не спросить напрямую у Матвея? А что бы он
мне ответил? "Извини, Кирюш, я ее когда-то трахнул, а она никак не может
понять, что это еще не повод для знакомства"? Вот-вот! Это я и без
дополнительных разъяснений с его стороны понимала. Что еще я хотела
узнать? Хороший вопрос. Что-нибудь... Зачем? Не знаю. И тогда не знала.
Но поговорить со Светкой о Нюрочке в тот вечер так и не
удалось. Димка категорически отказывался отходить от своей девушки
дальше, чем на полметра. А этот разговор был явно не для его ушей. В
результате я попыталась выяснить что-нибудь у самого Матвея.
Мы шли по грейдеру вдоль длинной шеренги потухших фонарей.
Штуки три-четыре из них, конечно, горели, но на очень приличном
расстоянии друг от друга. Один напротив клуба, второй у больницы, третий
рядом со школой. Вероятно, были времена, когда хутор освещался гораздо
лучше. Только теперь эта эпоха осталась лишь в памяти его старожилов.
Хотя мне столь скудное освещение даже нравилось. В темноте и звезды
казались ярче, и ночь окутывалась романтическим ореолом, и остроконечные
верхушки пирамидальных тополей выглядели загадочнее. Вдали монотонно
гудел элеватор, где-то приглушенно лаяла собака. Под ногами шуршал
гравий. И в темноте все эти звуки воспринимались совсем иначе, гораздо
правдивее и органичнее. Да, я была влюблена. И какая мне была разница
до экономической подоплеки этой романтики?
Матвей держал меня за руку, лаская большим пальцем мою
ладонь. А я задумчиво вглядывалась в темное степное небо. Звезды, будто
бы им было тесно там, в вышине, обильно сыпались вниз, оставляя за собой
мгновенно испаряющийся золотистый след.
Говорят, падающая звезда - это чье-то разбитое сердце. В ту
ночь их было особенно много. И это снова и снова заставляло меня
вспоминать Нюрочку. Зря, наверное. Только выкинуть из головы встречу с
этой девушкой у меня не получалось.
- Будь на моем месте кто-то другой, тебе бы такие слова с
рук не сошли... - наконец решилась я поднять интересующую меня тему.
- Какие слова? - удивился Матвей. Совершенно искренне.
- О том, что я твоя невеста.
- Не понимаю. Объясни. - Мне кажется, я слышала скрежет металла в его голосе.
- Моть, чтобы отшить одну девушку, не обязательно жениться на другой.
- Кирюш...
- Или она совершенно непонятливая?
- Совершенно непонятливая только ты! - яростно отчеканил он и отпустил мою руку.
Я остановилась посреди дороги, удивленно глядя на его
удаляющуюся спину. Разговор не получился. Что-то очень важное оставалось
за пределами моего мыслительного процесса. Только вот что? Еще минуту
назад мне было совершенно ясно, что есть некая надоедливая Нюрочка,
которая влюблена в моего Матвея. Что-то между ними, конечно, было.
Матвей есть Матвей. И от этого никуда не деться. Но теперь у него есть
я, и все, что связано с Нюрочкой осталось далеко в прошлом. Только она
этого не понимает. Отказывается понимать. Категорически. Вот Матвей и
представил меня ей не просто своей девушкой, а невестой. Все совершенно
логично. Так чего именно я не поняла?
Он остановился, пройдя еще несколько метров. Повернулся в
профиль ко мне. Подняв лицо к небу, будто бы спрашивая у него совета,
запустил руки в волосы. Я замерла, настороженно наблюдая за Матвеем.
Сердце отсчитывало секунды, минуты... Казалось, прошла целая вечность.
Но ни один из нас не делал шага друг другу навстречу.
Наконец, Матвей шумно выдохнул и, криво улыбаясь, двинулся
обратно ко мне. Подойдя вплотную, крепко сжал меня в объятиях. Совсем не
похоже на нежность. Или даже страсть. Скорее уж злость. Только вот на
кого? Мне кажется, больше на себя, чем на меня.
- Почему ты мне не веришь до сих пор? - четко, почти по слогам выговаривая каждое слово, спросил он.
- Я тебе верю, - тихо прошептала я. - Верю.
- Так откуда у тебя такие мысли?
- Какие?
- Что я назвал тебя невестой только лишь для того, чтобы отделаться от Нюрочки.
- А разве не так?
- Не так!
Мне было нечего ответить. Совершенно. Это был даже не шок, а
нечто гораздо большее. Что такого особенного он сказал? Да ничего,
просто назвал семнадцатилетнюю девочку своей невестой. Которая пока еще
даже думать не смела о свадебном платье, белом лимузине и прочих
атрибутах свадьбы.
Взрослая девочка? Вовсе нет. В тот самый момент я
почувствовала себя первоклассницей с огромными белыми бантами на голове и
букетом гладиолусов, которой вдруг говорят: "Кира, вы же так дружили с
Матвейкой два последних года в детском садике. Почему бы вам не
пожениться?" Когда я успела стать настолько взрослой? Когда наши
отношения с Матвеем успели перейти на эту совершенно новую ступень?
Оказывается, успели. Совершенно незаметно для меня.
- Ты думаешь, я привез бы знакомить с дедом и бабушкой
просто девушку? Конечно, невесту. Разве это не было понятно сразу?
Причем здесь Нюрочка?
Железная логика.
Вот так я стала невестой. И узнала об этом во многом благодаря Нюрочке. Спасибо ей, конечно.
А через пару дней, я предприняла очередную попытку найти
общий язык с бабушкой Матвея. Вряд ли этот шаг можно было назвать
осознанным и продуманным, скорее наоборот. Если бы я верила в высшие
силы, то просто сказала, что так сошлись звезды. Но это не про меня. В
моем случае, это лишь некое подобие неудачно-удачного стечения
обстоятельств.
Матвей уехал вместе с Димкой и его отцом на пасеку,
перевозить пчел обратно домой на зимовку. Светке было не до меня. Она со
своими стариками уже третий день копала картошку. Вереск клеил
очередную малолетку на Хопре, Оксанка тоже была занята чем-то
вселенского масштаба важности. Галина Андреевна, мама
Матвея, загостилась у своей школьной подруги в Урюпинске. В результате я
осталась со стариками одна. Вероятно, все-таки стоило обидеться на
Матвея за такой поворот событий, но в семнадцать лет, я еще не научилась
кокетливо надувать губки и трогательно хлопать ресницами. Да и мой
новый статус невесты Матвея сыграл свою роль. Очень важную роль. Разве
могла я, осознавая свою почти принадлежность к этой семье продолжать
прятаться от бабушки своего жениха за широкой спиной ее внука. Любимая
девушка - еще куда ни шло, но невеста - почти официальный статус.
Итак, мы остались втроем. Я, дедушка и бабушка. С утра мне
еще удавалось придумать себе полезное занятие. Но моя фантазия все-таки
не безгранична.
В результате, разобравшись со всеми делами, я уселась на
порожках дома с гитарой. Не могу сказать, что настроение было паршивым,
но определенный дискомфорт ощущался. Зудящее осознание того, что рядом
крутится человек, который, несмотря на все мои попытки показать себя с
самой лучшей стороны, упорно выискивает во мне недостатки. А я своим
бездельем оказываю неоценимую помощь в этих поисках. Казалось бы, какая
мне разница, что думает эта старуха... Я не доллар, чтобы всем
нравиться. Только теперь уже не спрятаться, не скрыться, не увильнуть от
воспоминаний, прикрываясь подобными фразами. Ведь я тогда действительно
переживала.
Помню, как моей обнаженной поясницы коснулась галоша,
отлетевшая от ноги бабушки, пока та обувалась, как обидно чиркнула по
щеке пола ее байкового халата. Помню брезгливый взгляд, который она
скосила на мою татуировку, спускаясь вниз по ступеням.
- Расселась тут, - буркнула она себе под нос и, осуждающе качая головой, двинулась вглубь двора.
Оказывается, спина очень "разговорчивая" часть тела.
Хваленая многозначительность во взгляде меркнет в сравнении с эмоциями,
которые можно выразить спиной.
Отчаяние, обреченность - как в случае с Нюрочкой.
Надежность. Желание уберечь от любых обид и неприятностей - если говорить о Димке, когда он находился рядом со Светкой.
Презрение. Неприязнь, граничащая с отвращением. Как раз то, о
чем вопила мне в тот момент удаляющаяся спина бабушки Матвея. Не таясь,
а наоборот настойчиво требуя к себе внимания. Захотела - получи. Я
напряженно следила за ее резковатыми движениями. Как она подхватила
стоявший у летнего душа детский табурет и понесла его к погребке, на
которой сушился лук. Как потуже завязала серый пуховый платок на
пояснице поверх халата, поправила светлую косынку на голове и, наконец, с
видом осознаваемого превосходства - пусть, не над всем миром, но хотя
бы надо мной - уселась.
За моей спиной, гулко бряцнув кованой замочной цепью,
открылась дверь. Я машинально повернулась на звук, заведомо зная, кто
вышел на крыльцо. Дедушка. Потрясающий человек. Да, чудаковатый. Но
чудинка у него такая обаятельная, что просто невозможно остаться
равнодушным. Взять хотя бы его трепетное, почти сакральное отношение к
лошади, подарку единственного зятя, отца Матвея, на день Победы. Как
он, ласково нахваливая ее ум и норовистость, кормил с ладони яблоками из
собственного сада, предварительно выбрав самые красивые. Как нежно
гладил по вороному, лоснящемуся на солнце крупу. Как заботливо
расчесывал холеную гриву и целовал склонившуюся к нему лошадиную морду.
Завораживающее зрелище.
Спустившись на две ступеньки вниз, дедушка присел рядом со мной и с легким добродушным прищуром заговорил:
- Ты, внучка, на бабку не серчай. Казачка - она ж только с
виду грозная, а сердце у нее доброе. Не серчай. Не по злобости она.
Мне не очень хотелось обсуждать эту тему. Какая разница, кем
себя мнит эта женщина, хоть чукчей. Но, стараясь не обидеть старика, я
промолчала и, поджав губы, отвела взгляд в сторону.
- Серчаешь стало быть. Не гоже - не гоже. Я ведь как разумею, ко всякой людине подступ сыщется.
- Да как же его найти, если ее от одного моего вида коробит?
- Коробит, говоришь? А ты попробуй. Посиди с ней, погутарь.
Расспроси про жисть ейную. Про хутор наш. Небось, и на лад дела
пойдут. Нынче, покуда Матвейка в разъездах, ты поди с луком ей пособи. И
тебе не в тягость, и ей на радость. Она нехай себе упирается, коли ей
треба, а ты не серчай, внучка. Слово ей какое доброе скажи. Оно ведь и
кошке приятно, ласковое-то слово. Уважь стариков.
Его мягкий донской говор, тихие, вкрадчивые слова - вроде и
инородные, но все же такие понятные - словно ватное облако наполняли
пространство вокруг нас. И не вызывая протеста в душе, будто уговаривали
сделать нечто абсолютно правильное. Ненавязчиво. Но так, что я вдруг
сама почувствовала, что иначе нельзя никак. Иной правды просто не может
быть. А я из-за элементарного страха противлюсь этому. Но я ведь не
трусиха.
- Андрей Матвеевич...
- Ну, нет. Так не пойдет. Это ты к соседу по всей форме
обращайся. А меня перед людями не срами. Дедушкой уж будь добра величай.
Видать, не чужая ты нам теперича.
- Дедушка.
- Вот и добре. Поди, голубушка. Поди. Не пужайся.
И я пошла. Уверенно. Почти самонадеянно. Присела рядом с бабушкой на погребку и, обхватив руками колени, предложила:
- А давайте я вам лук плести помогу.
- Ну, что ж помоги, коли не шутишь. Бери лоскуты и плети. Только с погребки подымись, не то как бы не обвалилась.
Ни улыбки, ни доброжелательного кивка. Лишь сухие наставления.
Молчание затягивалось. Нечего мне было ей сказать, да и она сама не проявляла никакого желания пообщаться со мной.
- Ловко как у Вас получается, - снова попыталась я.
- А чего ж тут мудреного? Плети как косу и луковички
вплетай. - Она покосилась на плоды моих трудов и слегка поцокивая
языком, протянула, - Эээ нет. Потуже.
Ее шершавые, потрескавшиеся ладони легли поверх моих тонких
пальцев, наглядно показывая как надо делать. Я попыталась благодарно
улыбнуться. Наверное, получилось, потому что ее бледные тонкие губы чуть
дернулись в ответ.
- Вдвоем мы с тобой враз управимся. А завтра начнем картошку копать. Димка обещался помочь.
- Светка со своими уже копает.
- Так они и сажались вперед нас. А в этот год зима ранняя видать будет. Вон как колорадский жук ползет, к холодам.
Я подняла взгляд на шиферную стену сарая. Жук и правда полз целыми делегациями.
- Это примета такая?
- Примета, - подтвердила она. - Давно такого не было. С десяток лет поди уж.
- А почему он колорадский?
- Так ведь американцы проклятые его на нас с самолетов
скидывали. До войны мы слыхом не слыхивали о такой напасти, при Хрущеве
появился. А потом уж... - она обреченно махнула рукой в сторону огорода.
Может быть, и стали наши отношения налаживаться, а, может, и
нет. Но бабушка охотливо продолжала рассказывать и про приметы, и про
былые времена, и про сорта картошки. Особым уважением у нее пользовалась
некая синяя картошка, которую якобы даже колорадский жук стороной
обходит. Я слушала, время от времени задавая наводящие вопросы. Прав был
дедушка. Мне ж не в тягость, а ей на радость.
|
Категория: Любовный роман | Добавил: Petrika (04.08.2012)
| Автор: Петропавловская Ольга 
|
| Просмотров: 622 | Комментарии: 4
| Рейтинг: 5.0/2 |
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи. [ Регистрация | Вход ]
|
Вход |
|---|
Добро пожаловать, Гость!
Гость, мы рады вас видеть. Пожалуйста, зарегистрируйтесь или авторизуйтесь!
|
Статистика |
|---|
Недавно сайт посетили:
Легенда: Админы, Модеры, VIP-пользователи, Авторы, Проверенные, Читатели
|
|
Главная
Регистрация
Вход
RSS
