Приветствуем! |
|---|
| 
|
Блог |
|---|
 Достоевский ни в чём не виноват!Категория: Критические статьи![Нажмите для увеличения картинки]() Представителям европейских государств, где пытаются запретить изучение творчества Достоевского и других российских и советских писателей, не надо забывать, надо знать, что российская и советская литература являются частью мировой литературы, частью мировой культуры. Добавил: Васил Про двух россиянКатегория: Познавательно-развлекательное![Нажмите для увеличения картинки]() В этой работе я расскажу в краткой форме про двух россиян, которых знаю лично. За достоверность информации, как говорят, гарантирую. Первого россиянина я назову Игорем, а второго героя моей статьи я назову Вероникой. Добавил: Васил
|
Соцопрос |
|---|
Как Вы попали на сайт?
1. Через поисковики (Яндекс, Гугл и т.д.)3. С другого сайта (через баннер, ссылку)Всего ответов: 93
|
|
Проза
Я умею прощать - 28
-
- Прошло еще три дня. Если взглянуть на календарь, понимаешь, как это ничтожно мало. А для меня - почти вечность. Громкое слово. Вычурное. И какое-то трагикомичное. Произношу его вслух и чувствую себя бездарной актрисулькой на сцене захудалого театра. Но иначе сказать не могу - три дня длиной в вечность. Плюс еще несколько.
- В то утро я вышла из подъезда и, оглушенная ощущением свободы, замерла. Расправив плечи, полной грудью вдохнула промозглый осенний воздух, запрокинула голову, обратив лицо к небу. Хмурому, низкому. Но впервые с момента появления в нашем доме девочки оно не давило на меня. Наоборот, я вдруг почувствовала небывалую легкость. Ведь у меня есть целых полдня вне дома...
- Нащупала в кармане ключи от машины. Стиснула их изо всех сил. Крепко-крепко. Они тоже вдруг стали для меня знамением свободы. И не важно, что сев за руль и выехав со двора, я уже через несколько минут окажусь вовсе не на уходящей в бесконечность пустой дороге, а в плотном потоке других машин на узкой городской улице с односторонним движением.
- Раньше мне часто бывало стыдно за гораздо менее эгоистичные и малодушные "радости", но не в то утро. Совесть не подавала признаков жизни. А вместе с ней услужливо помалкивали "самоотверженность", материнский инстинкт и телефон. Последнее радовало в особенности, ибо возможные звонки были единственным, что омрачало мой оптимистичный и даже беспечный настрой в тот момент.
- Хороших новостей ждать не приходилось, плохих мне и без того хватало, а какие-нибудь пустопорожние беседы рисовались лишь бесполезной тратой драгоценных мгновений свободы. Но и отключить телефон я не могла. Не имела права. Как минимум потому, что за дверью квартиры я оставила не только Надю, но и Алису.
- А потом я села за руль и выехала со двора. Город с любопытством поглядывал на меня сквозь лобовое стекло. Ветер гнал по окнам дрожащие капли дождя, растягивая их в длинные косые стрелы. Надламывал их, принуждал менять направление и устремляться то вверх, то в бок, но никак не вниз. И это притом, что я вовсе не летела по дороге с бешеной скоростью, рассекая эргономичным капотом потоки воздуха, а медленно ползла в традиционной московской пробке.
- "Радио 7 на семи холмах", невзирая на утро, транслировало что-то успокаивающее и лиричное. Как по заказу. Я тихонько подпевала, с искренним интересом следя за траекторией движения дождевых стрел по лобовому стеклу. И время от времени опасливо поглядывала на темный экран телефона. Но никто не звонил. И тогда я начинала вслушиваться в слова песен по радио, выискивая в них какой-нибудь знак. Непременно хороший и обнадеживающий. Вселяющий стойкую уверенность в благополучном исходе...
- Когда я, наконец-то, добралась до редакции, дождь почти закончился и превратился в противную, раздираемую шквалистым ветром изморось. Я вышла из машины, бездумно окинув взглядом стоянку, серое офисное здание и спешащих к его входу людей... Все почему-то показалось каким-то другим.
- Наверное, со многими из этих людей я неоднократно сталкивалась раньше, но не обращала на них абсолютно никакого внимания.
- И теперь казалось, что вижу их впервые. Зато вижу отчетливо, мысленно фиксируя даже то, как ветер исступленно треплет волосы какой-то высокой молодой брюнетки, сдергивает отороченный мехом капюшон с головы грузной женщины средних лет, пытается вырвать раскрытый черный зонт из рук лысоватого худощавого мужчины в черной кожаной куртке.
- Какая мне разница была до всего этого? Никакой... Только почему-то бросилось в глаза и осело в памяти. Настолько прочно, что даже спустя несколько лет, вспоминая то утро, я отчетливо вижу именно эти картинки. И на их фоне и я сама, и девочка Надя, и Матвей выглядим блеклыми карандашными набросками.
- Кажется, Крепская была искренне рада моему возвращению в строй. Нет, она вовсе не ринулась мне навстречу с распростертыми объятиями, едва я пересекла порог ее кабинета. И даже не встала из-за стола. Лишь на мгновение оторвала взгляд от монитора и улыбнулась. По своему обыкновению скупо. Сдержанно. Но в ее глазах в этот момент явственно читалось нечто сродни облегчению.
- - Привет. Садись, - бросила она и снова устремила взгляд на монитор. Прищурившись кликнула пару раз мышкой и лишь после этого опять посмотрела на меня. Выжидательно откинулась на спинку кресла. - Рассказывай.
- Я не знаю, когда именно наши отношения с Крепской, внешне по-прежнему ограничивающиеся работой, вдруг поднялись на новую ступень. Более того, совершенно не помню даже как мы перешли на "ты". Но в то утро, сидя у нее в кабинете, неожиданно для себя поняла, что если и есть на свете человек, которому я могла бы рассказать все как на духу, то это только Крепская Анастасия Викторовна. Настя. И вовсе не потому, что я вдруг увидела в ней родственную душу или близкую подругу. Нет.
- Откровенно говоря, кроме Верки никаких подруг у меня и не было никогда. Были приятели, однокурсники, хорошие знакомые и люди, с которыми я в тот или иной момент жизни общалась чаще и с большим удовольствием нежели с остальными. Был Матвей.
- Теперь же была еще и Крепская. Не подруга, но и не просто коллега... Человек, которому я могла бы рассказать то, что творилось со мной все эти месяцы. Но зачем?
- - Что тебе рассказать? - машинально взглянув на часы, усмехнулась я. До начала рабочего дня оставалось пятнадцать минут и это не располагало к долгим беседам.
- - Это уж тебе решать. Я бы предпочла правдивую историю без сентиментальных подробностей и лирических отступлений о том, как несправедлива судьба к детдомовским детям.
- - Разумно. Ну тогда слушай. Эту девочку принесли мне в прошлом декабре. Принесли и оставили вместе с письменным отказом от ребенка в качестве подарка к Новому году.
- - Кто ж такой щедрый?
- - Мать девочки. Дальняя родственница моего мужа. Матвей, недолго думая, в тот же вечер отнес ребенка в районное отделение милиции. В итоге прошел почти год, никто из ближайших родственников по материнской линии забрать девочку из Дома малютки не удосужился. И мы приняли решение ее удочерить. Не чужая все-таки. Вот и вся история вкратце.
- - А кукушка где?
- - В Италию на заработки умотала. Скатертью дорога.
- - А если объявится, потребует вернуть ей дочь?
- - Это бы, конечно, значительно облегчило нам всем жизнь, - сардонически фыркнула. - Но я уже давно не верю в чудеса.
- - Все так плохо? - без тени улыбки спросила Крепская.
- - Честно? Еще не поняла. Но не хорошо, так это точно. Постоянные визиты соцработников, диагнозы какие-то малопонятные. Да и сама девочка... непростая, мягко говоря.
- Крепская молча достала из ящика стола пепельницу и закурила, устремив задумчивый взгляд куда-то мимо меня.
- - Знаешь что, Кир, - наконец, решительно затушив окурок, заявила она. - Меня саму тетка вырастила. Поэтому сужу не понаслышке. Да нет, не думай, нет тут никакой душещипательной истории о сиротке. Живы, здоровы мои родители и даже сроков не мотают за решеткой. Просто так получилось, что их профессии к оседлому образу жизни не располагают. И тетка моя вовсе не мегера гиеноподобная, а достойная во всех отношениях женщина. Как ты...
- Я не перебивала, да и наводящих вопросов не задавала, когда Крепская замолкала, подбирая подходящие слова.
- - Родители мои бывали в Москве редко - короткими наездами пару-тройку раз в год. И, по сути, сначала были для меня чем-то вроде Дедушки Мороза со Снегурочкой. Люди, которых ждешь непременно с мешком подарков по праздникам. И если вдруг твои оценки или поведение начинают желать лучшего, слышишь от тетки, что они не приедут. Да нет, приезжали, конечно. И снова уезжали, а я оставалась. С теткой и ее семьей. А потом я вдруг поняла, что и не жду их больше. Мне кажется, все дети с возрастом перестают ждать Деда Мороза.
- Крепская взглянула на часы и снова потянулась за сигаретой, но, достав ее из пачки, все же прикуривать не стала. Покрутила в пальцах и отложила в сторону. Пристально посмотрела мне в глаза. В упор.
- - На самом деле я хотела рассказать вовсе не о них. А о тетке. Она действительно милейшая женщина и я ей искренне благодарна за все то, что она для меня сделала. Кормила, поила, одевала, уроки проверяла, в театр пару раз водила. В цирк, кажется, тоже разок. Все соседи ей дифирамбы пели в один голос, что она помимо своих родных детей и племянницу еще растит. Все так, только... Понимаешь, ни на секунду я не забывала, что в ее доме я чужая. Что она благородная, а я приживалка. Мне не говорили об этом прямо. Никогда. Но зачем говорить, если и без слов все ясно. Кто из детей родной, а кто нет.
- - Насть, - осознав, к чему клонит Крепская, заговорила я. - Понимаю, о чем ты говоришь. И действительно... не раз задумывалась, смогу ли не делать различий между Алисой и Надей. Пока у меня не слишком это получается. Девочка для меня чужая. И вряд ли станет родной по мановению волшебной палочки. Не знаю даже, смогу ли когда-нибудь полюбить ее...
- - Это и понятно. Без обид, но на такого рода эмоции ты, как не крути, скуповата.
- - Я вообще не слишком щедра на эмоции. Хотя пока их в избытке. Но не думаю, что это то, чем стоит гордиться. Мне вообще пока особо гордиться нечем. Честно.
- - По крайней мере, ты это понимаешь. Благие намерения - это еще не благое дело.
- - Ладно, Насть. Пора на баррикады. Посмотрим, что день грядущий нам готовит.
- А грядущий день уготовил нам кучу сплетен в кулуарах, очередное совещание, парочку свежих идей и телефонный звонок от няни Елены Валерьевны... И несмотря на то, что я и сама уже отсчитывала минуты до окончания нашего "совета в Филях", чтобы, наконец, связаться с ней и узнать, как обстоят дела, он застал меня врасплох.
- Не припомню, чтобы Елена Валерьевна прежде решалась звонить мне на работу. По негласному, никем не оговоренному правилу, я сама связывалась с ней в течение дня. Она вкратце вводила меня в курс дел, рассказывала, чем они с Алисой занимались в мое отсутствие, а потом подзывала саму Алису. Но вот устоявшаяся традиция была нарушена по ее инициативе. Никаких догадок о том, что послужило тому причиной, я не строила, но хороших новостей ждать не приходилось...
- Звонок прервал на полуслове никчемный лепет единственной избежавшей увольнения кумушки из "Модного павильона". На мгновение показалось, что льющаяся из динамика музыка уж слишком громкая и бравурная, а воцарившаяся вокруг тишина совершенно неестественная. Напряженная и будто бы даже наэлектризованная. В голове абсолютно некстати промелькнула мысль, что надо бы сменить мелодию на нечто лиричное, и тут же канула в небытие. Будто и не было ее.
- Я машинально перевела телефон в беззвучный режим и поднялась из-за стола.
- - Прошу прощения. Продолжайте пока без меня, - стараясь, чтобы голос звучал хотя бы относительно ровно, направилась к двери. Шаг... два... ноги подкашивались, как не силилась я сохранить самообладание, спешно покидая переговорную. И, кажется, единственным стимулирующим фактором были устремленные на меня взгляды коллег. Они пусть и усиливали нервозность, но все же не позволяли дать волю эмоциям. Заставляли поддерживать хотя бы видимость спокойствия.
- - Да, - осторожно притворив за собой дверь, ответила на звонок и в ту же секунду отдернула трубку от уха, так как из нее вырвался пронзительный, захлебывающийся детский плач. Елена Валерьевна, будто воочию видя мою реакцию, выждала секунду и лишь после того, как я снова подала голос, заговорила.
- - Кира Анатольевна, - она будто извинялась. - С девочкой что-то неладное творится. Голосит уже больше часа. И я не могу ее успокоить. Не могу.
- Я далеко не сразу поняла, что это всё, и причиной неожиданного звонка, действительно, стал исключительно тот самый льющийся из трубки истошный крик Нади. Ждала продолжения, а его не было - Елена Валерьевна молчала. И я, продолжая прижимать телефон к уху, наконец, облегченно выдохнула, без сил привалившись к стене. Плач уже не казался столь раздражающе громким. Точно кто-то смилостивился надо мной и приглушил звук. Или, быть может, сама Елена Валерьевна отошла подальше от девочки. Не знаю.
- Я не успела задаться этим вопросом, ибо меня накрыла совершенно новая эмоция - злость. Хоть и мимолетная, так и не оформившаяся в слова, но все же острая до звездочек в глазах.
- К счастью, я не излила ее на Елену Валерьевну - вовремя взяла вспыхнувшие эмоции под контроль. Одумалась. Поняла, что она не стала бы звонить по пустякам, и попыталась все-таки вникнуть в детали.
- - Температуры нет? - вдруг решив, что причиной неутихающего плача девочки послужил рецидив одной из болезней с малопонятным названием в ее медицинской карте, первым делом спросила я.
- - Пока нет, - из трубки донесся тяжелый вздох. - Но если так и дальше будет продолжаться, точно поднимется. Кира Анатольевна, у девочки истерика.
- - Ясно... - перевела дыхание на мгновение. Но на самом деле ничего мне ясно не было. Абсолютно. А еще очень волновало, как реагирует Алиса на все это. Как не крути, но к шуму моя дочь не привыкла...
- - Может быть, у нее все-таки болит что-нибудь? Живот, например, а?
- - Кира Анатольевна... Как-никак, я дипломированная медсестра, да и с детьми не первый и даже не десятый год дело имею. Смогу понять, если у ребенка что-то болит.
- - Извините, - тяжело вздохнула я, отстранившись, наконец, от стены и направившись по коридору к своему кабинету. - Я знаю. Просто понять пытаюсь, что у вас там происходит.
- - Мне кажется, она Вас требует, Кира Анатольевна.
- - Меня? - Я растерянно замерла, на мгновение забыв куда шла. Нахмурившись окинула взглядом пустующий ресепшен в фойе у лифтов. - Вряд ли. Она меня практически столько же, сколько и Вас знает.
- - Других версий у меня нет.
- У меня и эта версия вызывала сомнения, но озвучивать их снова я не стала. Незачем. Вместо этого задала вопрос, волновавший меня гораздо больше, нежели плач Нади сам по себе.
- - Как Алиса реагирует на все это?
- - Алиса... сносно. Рисует. Я ей музыкальную сказку включила в плеере, чтобы крик Нади чем-то перебить. Но сами понимаете.
- - Да уж. Понимаю, такой крик только если тяжелым роком перебьешь. Ладно, я выезжаю. Скоро буду.
- Насчет "скоро" у меня возникли большие сомнения, едва я вышла из здания редакции. Медленно движущийся по узкой улочке плотный поток машин быстрого попадания домой однозначно не сулил. Дождь прекратился совсем, ветер иступлено трепал голые ветви деревьев, волосы и плащи прохожих. Я подняла воротник повыше, пытаясь укрыться от ледяных порывов. Поправила сумку на сгибе локтя и вновь окинула нетерпеливым взглядом дорогу.
- В тот момент я вдруг отчетливо поняла, насколько далеки мои представления о спешке от истинного значения этого слова. Оказывается, я и не спешила никуда прежде, не опаздывала, раз покорно тратила время в московских пробках. Жила в размеренном темпе, слушала музыку в машине, размышляла над чем-то - то над новой статьей, то над нашими отношениями с Матвеем, то над удачным сочетанием желтого и белого цветов на фасаде какого-нибудь особняка, а то и вовсе над траекторией движения дождевых капель по лобовому стеклу. Иногда это раздражало, но ни разу у меня не возникало мысли спуститься в метро, дабы добраться куда-нибудь побыстрее.
- А ведь когда-то в школьные и студенческие годы я очень любила московскую подземку. Даже не за музейную помпезность и красоту архитектуры, не за уходящие ввысь эскалаторы с яркими лампами по бокам и почти мистическую темноту тоннелей, а за неповторимую атмосферу и ритм этого места.
- С особым трепетом я в те времена относилась к самой первой - Сокольнической - ветке метро. И оказываясь на ней, не могла отказать себе в искушении прокатиться именно в старом поезде - непременно в вагоне с дутыми коричневыми сиденьями, желтыми стенами и приглушенным светом. Пропускала все прочие. А потом стоя у дверей, вглядывалась в мелькающую за стеклом темноту и пыльные, увитые проводами плиты. Вслушивалась в голос диктора, объявляющего станции, и наслаждалась московской мягкостью "д" в слове "двери".
- Но прошли годы. Машина полностью вытеснила метро из моей жизни. Причин много, но лидирующие позиции среди них занимали имиджевые мотивы, о которых в то утро не могло идти и речи. Мне срочно нужно было попасть домой. И это "срочно" никоим образом не вязалось с тем, что творилось на дорогах.
- Досады не было. Была алая буква "М" в паре сотен метров от редакции, шквалистый ветер, обездвиженные дороги, а на другом конце Москвы Алиса, которая даже сквозь музыкальную сказку в плеере слышит истошный плач Нади.
- Я без особых раздумий двинулась в противоположную от парковки сторону и уже через несколько минут ступила на уходящий далеко вниз эскалатор. Впервые за прошедшую пятилетку.
- В метро в отличие от городских улиц было тепло и даже сравнительно малолюдно. К платформе подошел новый серебристый поезд, почему-то с первого взгляда вызвавший у меня отторжение. Будь у меня свободное время, вероятно, я бы пропустила его и дождалась привычного с детских лет синего-голубого. Но времени не было и даже странно, что я в тот момент придавала хоть какое-то значение таким мелочам, как модели поездов. Глупо...
- В вагоне было хоть и вполне свободно, но все же очень душно. Витал тяжелый, смрадный запах, который я тут же соотнесла с бомжами. Оглянулась по сторонам, в поисках источника зловония, но так его и не обнаружив, решила, что из-за наглухо закрытых окон вонь попросту еще не успела выветриться с ночи.
- Когда-то давно Матвей мне рассказывал, что зимой бомжи устраивают в вагонах метро ночлежку. И их оттуда никто не гоняет - то ли брезгуют подходить ближе чем на метр, то ли сердобольность проявляют.
- Матвей никогда не понимал моих теплых чувств к подземке. Приравнивал поездку на метро то к подвигу, то к экстремальному приключению, а то и вовсе к добровольному визиту в газовую камеру. Раньше я смеялась над такими сравнениями, но в то утро вдруг поняла, что как минимум насчет последнего он был не так уж далек от истины. Впрочем, в столь симпатичных мне старых вагонах вентиляция была гораздо лучше.
- Уткнувшись носом в шарф, в надежде, что исходящий от него аромат любимых духов хоть чуть-чуть перебьет прочие неприятные запахи, я отошла подальше от угловых сидений и остановилась у соседней двери.
- Судя по замедляющемуся стуку колес, поезд приближался к очередной станции - Новокузнецкой. Ее я никогда не любила. Еще с детства она запомнилась мне тусклым освещением, кривым полом с выдолбоинами, фонарными столбами, напоминающими гигантские гвозди, тяжелыми сводами с массивными барельефами и столь же низким белым потолком, украшенным шестью мозаичными панно. Хоть и многоцветными, жизнеутверждающей тематики, но столь же мрачными, как и вся станция. Иными они и быть не могли, наверное - ведь их сотворили голодные мастера-художники в блокадном Ленинграде.
- Когда-то Серега - ярый любитель истории Москвы - рассказывал мне, что проект этой станции был удостоен Сталинской премии. Только моего отношения к ней сей факт не поменял. Серега спорил, доказывал, что это архитектурный шедевр, памятник во славу героизма советских войск в годы Великой Отечественной войны. Она и открыта-то была в самый разгар борьбы с фашистской Германией. Я согласно кивала, даже восхитилась разок-другой, но вовсе не оформлением станции...
- Вот и теперь смотрела на нее через открывшиеся двери вагона и чувствовала, будто вся эта мраморная тяжесть лежит на моих плечах, сутулит мне спину, принуждает низко склонять голову. И судя по виду окружающих, такие чувства возникали не только у меня. Люди на этой станции напоминают угрюмые тени - мрачные и, да, сутулые.
- Я не обращала на это внимания прежде, но в тот день взгляд сам собой цеплялся за мелочи и наполнял ими сознание. Заставлял думать о чем угодно, только не о том, что ждало меня дома. И гитариста, который вдруг вошел в вагон и стал петь пассажирам о стаях белых голубей, кружащих в синем небе, я тоже при иных обстоятельствах забыла бы, едва он скрылся с глаз. Но слова его песни запали в сердце, наполнили его чем-то светлым и обнадеживающим настолько, что даже выйдя из метро на улицу, спеша сквозь изморось и шквалистый ветер к дому, я продолжала напевать:
Вот уже роняет желтый лист осень,
Укрывает бережно зимы проседь.
Старые привычки бережешь свято,
Мелочи приковывают взгляд.
Но когда тоскою защемит сердце
Я спешу на встречу со своим детством
Поднимая в небо голубей белых
Словно много лет тому назад.
- Голубей - ни белых, ни сизых - в моих воспоминания о светлых временах не было. Зато была гитара, метрополитен, московские улочки, дождливая осенняя ночь на Серегиной даче. Очень многое, что могло бы вывести меня из болотной топи на твердую землю.
- Дома, как и предполагалось, меня встретил надрывный плач Нади и потерянный взгляд Алисы, показавшейся на пороге своей спальни, едва я успела прикрыть за собой входную дверь.
- - Ма-а-ам, - захныкала она и ринулась ко мне. - Ма-а-а-м, давай ее обратно отдадим. - Крепко стиснула в кулачках полу моего плаща, спрятав лицо в его складках. - Ну, пожалуйста.
- - Лисен, ну как тебе не стыдно, - с трудом выдавила я и, погладив дочь по голове.
- - Не стыдно! - не поднимая глаз.
- И в тот же момент - как в худшей комедии абсурда - из спальни вышла Елена Валерьевна с Надей на руках.
- - Ну, вот и мама пришла, - не тая облегчения проворковала она, покачивая рыдающую девочку. Та увидела меня, увидела прижавшуюся ко мне Алису, мою руку успокаивающе лежащую у Алисы на голове, и заголосила пуще прежнего. Еще надрывнее, отчаяние, если такое вообще возможно.
- - Мамочка, ну давай отдадим ее обратно, - снова настойчиво и требовательно повторила Алиса.
- Подняла на меня полные слез глаза. Она никогда не любила плакать. Никогда. Всегда вела себя не по годам разумно, справедливо и честно. И тогда тоже была честна в своих желаниях.
- Она видела, понимала, чувствовала, что всё в нашей семье изменилось почти в одночасье и никому от этого не хорошо - ни ей самой, ни ее родителям, ни даже ее любимой няне. И естественно связывала произошедшее с появлением нового члена семьи. И да, я знала, что моей дочерью движет эгоизм - совершенно нормальный и объяснимый, выливающийся в нестерпимое желание вернуть все в прежнее, счастливое русло, где нет ни истошных криков, ни натянутых до предела нервов и посторонних людей в доме.
- Я перевела затравленный взгляд на голосящий источник всего этого - на Надю - и стыдливо поджала губы. Она все понимала. Абсолютно всё. Пусть на инстинктивном уровне, но понимала. И что она в тягость в новой семье, и что именно требовала от меня Алиса, и что сама я стою лишь в метре от нее, но не делаю ни шага навстречу. И тоже требовала. Так же безапелляционно, как и Алиса, только обратного - принять ее, не бросать. Я была ей нужна...
- - Алис, ты же взрослая, добрая девочка. Мы с папой так любим тебя. Так гордимся тобой. Ты же это понимаешь, правда?
- Алиса снова опустила взгляд. Шмыгнула носом и еще крепче стиснула в кулаке полу моего плаща.
- - У Нади никого, кроме нас нет. Совсем-совсем. И ей очень страшно, понимаешь? Страшно, что и нас тоже снова не станет. Помоги ей. Пожалуйста. Я без тебя не справлюсь.
- - У меня не получается.
- - Все когда-нибудь получится, если не идти на попятный.
- - Что такое "попятный"?
- - Если не отступать. Не отказываться от задуманного при первых же неудачах.
- - Значит, мы отдадим ее обратно, если я не буду отступать?
- - Лисен, отступать нельзя только, если ты поступаешь правильно и справедливо. Разве это справедливо бросить Надю?
- Алиса насупилась, поджала губы, старательно отводя глаза. И на мой вопрос так и не ответила.
- - Я ей куклу дала, когда она стала кричать.
- - Молодец.
- - А она... она ей ногу вывернула и бросила.
- Стараясь не делать резких движений, я шагнула к Елене Валерьевне. Словно в полноводную реку, заведомо зная о подстерегающих в ней омутах. Взяла Надю на руки и впервые дотронулась губами ее лба. С легким содроганием в душе. Не поцеловала, а лишь коснулась. Будто температуру проверила.
- - Что за крик? - придала голосу традиционно насмешливый тон. - Напугать нас всех решила, чтобы мы не расслаблялись?
- Надя, не прекращая рыдать, крепко стиснула в кулаке прядь моих волос. Больно.
- - Ну вот, а говорили, моторика слабая. Обманули. Отличная у нас моторика.
- Плач превратился в завывания вперемешку с надрывными всхлипами.
- - Ой-да-ой-да-ой-да! - мягко передразнила я, слегка покачав Надю на руках. - Какие же мы тут все нехорошие, да? Ну совсем на Надежду нашей эстрады внимания не обращаем. Ой-да-ой-да-ой-да! Правда, Лисён? - потрепала свободной рукой Алису по волосам. - Ну просто ой-да-ой-да-ой-да.
- Алиса фыркнула сквозь всхлип, упрямо отворачиваясь.
- - А вы знаете, девчонки, - еще раз коснувшись губами Надиного лба, картинно бодро заявила я. - Я сегодня в метро совершенно замечательного музыканта встретила. Гитариста. И вдруг вспомнила, что раньше тоже неплохо играла на гитаре. Может быть, споем с вами что-нибудь вместе?
|
Категория: Реалистическая проза | Добавил: Petrika (18.08.2014)
| Автор: Петропавловская Ольга 
|
| Просмотров: 478 | Комментарии: 1
| Рейтинг: 5.0/1 |
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи. [ Регистрация | Вход ]
|
Вход |
|---|
Добро пожаловать, Гость!
Гость, мы рады вас видеть. Пожалуйста, зарегистрируйтесь или авторизуйтесь!
|
Статистика |
|---|
Недавно сайт посетили:
Легенда: Админы, Модеры, VIP-пользователи, Авторы, Проверенные, Читатели
|
|
Главная
Регистрация
Вход
RSS
